Федор Викторович Винберг родился летом 1869 года в богатой дворянской семье Санкт-Петербургской губернии шведско-германского происхождения. Его отец, Виктор Федорович Винберг (1832 – не позже 1920) был флигель-адъютантом (1871) и генералом от кавалерии (1895). Начав офицерскую службу в Кирасирском Его Величества полку, в составе которого он принял участие в подавлении польского мятежа 1863 года, за годы своей долгой и беспорочной службы В.Ф. Винберг последовательно занимал должности командира 3-го гусарского Елисаветградского полка (1865-1872), командовал 2-й бригадой 2-й кавалерийской дивизии (1873-1874), был начальником Николаевского кавалерийского училища (1874-1878). После окончания Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, в которой В.Ф. Винберг принял участие, он служил начальником 12-й (1878-1886) и 2-й гвардейской (1886-1890) кавалерийских дивизий, а с 1890 по 1901 годы занимал должность командира 10-го армейского корпуса. Последним местом его армейской службы стала работа в Военном Совете (1901-1911), после чего Виктор Федорович вышел в отставку, но продолжил свою полезную для Отечества деятельность, приняв назначение почетным опекуном в Петербургском присутствии Опекунского Совета учреждений Императрицы Марии. По свидетельству военного министра А.Ф. Редигера, В.Ф. Винберг был человек очень почитаемый и симпатичный, но военного в нем было мало… Впрочем, это не помешало Виктору Федоровичу сделать блестящую военную карьеру и быть награжденным российскими орденами до ордена св. Александра Невского с алмазными знаками включительно.

С уверенным пожеланием дальнейших столь заслуженных служебных успехов, с искренним пожеланием, чтобы те сердечные отношения, кои установились у нас с Вами, не прерывались в будущем; с горячим пожеланием счастья, здоровья и долгоденствия, приветствуя своего любимого начальника и его глубокоуважаемое семейство, – смеем уверить, что из самой глубины наших благодарных сердец невольно вырвется, сливаясь воедино, тот восторженный клик, которым мы привыкли чествовать дорогих и близких нам людей, и который в простоте нашего сердца выражается единодушным восторженным и громким Ура!.. , – с такими словами обращались чины 10-го армейского корпуса, к покидавшему его генералу Винбергу.

Я имею высокую честь чтить в священной и дорогой не для одного меня, но и для всех, его знавших, памяти моего покойного отца одного из тех редких метеоров, который чистоту и благородство своей жизни проносит через нашу земную юдоль без сучка и задоринки, озаряя все, к чему в жизни имел прикосновение, светом своего высокого духа, дарами очищенного от всех низин жизни ума и сокровищами большого, любвеобильного, отзывчивого горячего сердца. Почти всю свою шестидяситишестилетнюю службу в Русской армии отец мой числился в Генеральном штабе и носил его мундир. Служил он всегда в строю, не любя штабной службы и избегая ее… , – писал о своем отце в 1920 году полковник Ф.В. Винберг.

Матерью Ф.В. Винберга была Ольга Иосифовна, урожденная Вельц, дочь самарского дворянина, члена Бугурусланской уездной управы Иосифа Августовича Вельца. Она происходила из старинного германского рода, представители которого в XIII – XIV веках были бургграфами в Каринтии, Крайне и, кажется, в Баварии, откуда идет ее род . В те времена, – писал Ф.В. Винберг, – императоры Священной Римской империи вели ожесточенную борьбу против своеволия и антигосударственных выступлений своих непокорных бургграфов, но графы Вельцы (род моей матери) и в смутное время заслужили от своих императоров-сюзеренов наименование Die treue Welzen (верные Вельцы – А.И .) .

В уже цитировавшемся нами адресе, преподнесенном генералу В.Ф. Винбергу, говорилось и о заслугах его жены Ольги Иосифовны: Наряду с Вами трудно обойти молчанием и благотворительную деятельность Вашей супруги, трудами и попечительством которой значительно расширена местная Община сестер Красного Креста и вновь организована постоянная при ней больница, где нередко находили приют, уход и бесплатное лечение близкие нам люди. Непосильная, конечно, задача, в кратких словах охарактеризовать эту самоотверженную деятельность, отмеченную Высочайшим вниманием и награждением вновь учрежденным орденом Красного Креста .

В послужном списке (1909) Винберга, равно как и в Списке полковников по старшинству говорится, что Федор Викторович по вероисповеданию был лютеранином, однако это обстоятельство нуждается в дополнительном комментарии. Не вызывает сомнения, что его родители были лютеранами; видимо, долгое время и сам Винберг был верен религиозной традиции семьи. Однако представляется более чем вероятным (хотя прямых свидетельств этому пока нет), что со временем Федор Викторович перешел в Православие. Косвенными свидетельствами этому предположению служат многочисленные размышления его на страницах приводящегося ниже дневника о первенствующем значении Святого Православия, а также определенно нелестные отзывы о протестантизме, данные им уже в эмиграции. Ратуя в то время за объединение католиков и православных в борьбе с нарастающим безбожием и антихритстианством, Винберг, говоря о лютеранстве, в частности писал: Протестантство, по-видимому, отколовшись от своего корня, так далеко от него отошло, что вряд ли возможен возврат к нему. Самое полное, цельное и распространенное выражение свое протестантство явило в лютеранской религии, судьба которой, вместе с тем, более или менее точно определяет и судьбу этого реформационного движения XIV и XV веков, бывшего одним из этапов масонского похода против Церкви Христа […] В Германии можно воочию наблюдать за процессом вырождения протестантской религии. Северная Германия, в настоящее время, строго говоря, уже не может быть названа христианской страной . Едва ли такая оценка учения Лютера могла выйти из под пера лютеранина-протестанта… Поэтому смеем предположить, что уже в зрелом возрасте, возможно в годы Первой мировой войны Федор Викторович принял Православие подобно другим русским немцам – генералам П.К. фон Ренненкампфу и графу Ф.А. Келлеру.

Первоначальное образование Винберг получил во Второй Киевской классической гимназии. О своих гимназических годах Ф.В. Винберг оставил красочные воспоминания, наглядно характеризующие как его самого, так и духовные болезни, которыми уже тогда были заражены его сверстники.

1883-й год. Мне 14 лет, и я только что поступил в 5-ый класс Киевской 2-ой классической гимназии […] Мое положение в классе – довольно сносное. От природы я был добродушным и веселым; ничего особенно скверного во мне мои новые товарищи не замечали. Но… были у меня прирожденные пороки, от меня не зависящие, и, тем не менее, заставившие относиться ко мне если и снисходительно, то все-таки сдержано и немножко предубежденно. Дело в том, что происхождение мое и ближайшее родство оставляли желать много лучшего во мнении гимназистов: мой отец был генерал и командовал кавалерийской дивизией в городе. У этих юных русских граждан было определенно отрицательное отношение ко всему военному, которое отмечалось общей презрительной кличкой – военщины . А военщина – это было олицетворение всего отсталого , неразвитого , нелиберального […] Кроме того, считали меня очень неразвитым потому, во-первых, что я не читал Дарвина и Бокля, а во-вторых и потому, что еще сохранял религиозные верования (по мнению ученых гимназистов и некоторых учителей, в моем возрасте смешно было верить детским сказкам ). Затем, я, по-видимому, был еще и патриотом, но совсем не интересовался народом и… почитал Государя. Они, впрочем, не знали еще и того, что два года раньше я плакал, когда убили Царя-Освободителя. Наконец, и это, пожалуй, было главным пунктом, роняющим меня в глазах моих умудренных товарищей, я был еще настолько неразвит, что не имел никаких политических убеждений. В четырнадцать-то лет – и не иметь никаких политических убеждений – это ли не было зазорно!

Приказом по Министерству внутренних дел от 8 июня 1890 года молодой человек был принят на службу в министерство, а вскоре (с лета 1891 года) постановлением Московского губернского правления стал старшим чиновником для особых поручений при губернаторе. Как следует из послужного списка Винберга, на этой должности в его обязанности входила работа в особой комиссии, образованной для выяснения семейного и имущественного положения евреев, подлежащих выселению из Московской губернии. Помимо этого Винберга командировали в уезды Московской губернии для осмотра на месте сельских хлебозапасных продовольственных магазинов .

Несмотря на полученное престижное гражданское образование, обеспечивавшее быстрое продвижение, чиновничья служба явно не привлекала сына генерала. Он решил пойти по стопам отца и посвятить себя службе в Русской Императорской Армии. 30 декабря 1892 года, отдав гражданской службе два с половиной года, согласно собственному прошению Федор Викторович был уволен из МВД и поступил вольноопределяющимся в 30-й драгунский Ингерманландский Великого герцога Саксон-Веймарского полк. Проходя действительную строевую службу рядовым солдатом, через год Винберг был произведен в унтер-офицеры и вскоре, решив связать свою судьбу с армией на долгие годы, был прикомандирован к Елисаветградскому кавалерийскому училищу для сдачи офицерского экзамена. Экзамен был сдан блестяще – по первому разряду – и, будучи переименованным в эстандарт-юнкера, а затем произведенным в корнеты, Винберг был откомандирован для испытания по службе в Лейб-гвардии Уланский полк (1894), в котором с 1895 года он и был оставлен с правом дальнейшего продвижения по службе.

Этот гвардейский полк имел славные традиции и принадлежал к элитным частям Русской Императорской Армии. Образованный в 1803 году как Одесский гусарский полк, он, в том же году был преобразован в Уланский Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича полк, отличившись в сражениях с наполеоновской армией под Аустерлицем (1805) и Фридландом (1807). За свои боевые заслуги полк в 1809 году получил наименование лейб-гвардейского и права старой гвардии.

Попасть офицером в такой полк с улицы было невозможно, и тут, конечно, большую роль сыграл авторитет генерала Винберга, командовавшего в то время кавалерийской дивизией, в состав которой входил Лейб-гвардии Уланский полк. Впрочем, авторитет отца играл если и важную, то не решающую роль, поскольку, как отмечал один из офицеров-гвардейцев князь В.С. Трубецкой, случаи, когда сыновья министров и высших сановников при представлении в эти полки получали отказ, не были исключением . В каждом гвардейском полку общество господ офицеров составляло замкнутую, сплоченную корпорацию, которая, во главе со старшим полковником, хранила и поддерживала дух, заветы, традиции, дававшие свою особую индивидуальность каждому полку и отличавшие его от других. Таким образом, полк не был только одним из номеров дивизии, но представлял определенную, самодовлеющую, индивидуальную величину, – позже вспоминал Ф.В. Винберг. – Этот порядок обеспечивал высокие качества гвардии и преемственно поддерживался тем, что каждая такая офицерская корпорация самостоятельно решала вопросы о приеме в полк новых своих членов, т. е. – что никто из молодых офицеров, выпускаемых из военных училищ, не мог по своему желанию выйти в любой из гвардейских полков, но должен был для того удостоиться согласия господ офицеров его принять в свою среду. Такой порядок был […] особенно обязателен для гвардии, на которой лежит долг охранять оплот России – Царский Престол и Императорское правительство .

С восшествием на престол Императора Николая II Александровича и Императрицы Александры Федоровны, молодая Государыня пожелала стать шефом Лейб-гвардии Уланского полка, присвоив ему свое имя.

Высочайшим приказом 14 ноября 1894 года чинам полка, среди которых находился корнет Ф.В. Винберг, было объявлено, что Ее Императорское Величество Государыня Императрица Александра Федоровна назначается шефом Лейб-гвардии Уланского полка, коему и именоваться впредь Лейб-гвардии Уланским Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полком .

А командир полка генерал-майор П.П. Баранов завершил свой приказ по полку следующими словами: Драгоценнейшая монаршая милость глубоко запечатлеется в наших сердцах, преисполненных чувствами беспредельного счастья и самого горячего восторга. Я уверен, что каждый из нас, проникнутый беззаветной любовью и преданностью к нашему Августейшему Шефу, помня, чье имя он носит, сумеет всегда и везде свято хранить незыблемые предания полка, основанные на непоколебимой верности и честной службе Царю и Отечеству .

Слова, сказанные генералом Барановым, Ф.В. Винберг не забывал всю свою жизнь. Имя Шефа полка – Государыни Императрицы было для него священно.

В 1897 году корнет Винберг предпринял попытку поступить в Николаевскую академию Генерального штаба, но не прошел по конкурсу. На следующий год он вновь выдержал приемный экзамен и был зачислен в Академию. Однако, стать офицером Генштаба Винбергу было не суждено – уже через год, 19 мая 1899 года он был отчислен из числа слушателей Академии по невыдержании экзамена и вернулся в родной полк. На протяжении 1903 года Винберг временно командовал эскадроном Ее Величества, был командиром 3-го эскадрона (временно), а затем 2-го (с 1907 года, на законном основании ).

В годы революционной смуты 1905-1907 годов в звании штабс-ротмистра в составе своего полка Ф.В. Винбергу довелось принять участие в карательных экспедициях в Прибалтийском крае.

Как подчеркивал сам Винберг уже на обвинительном процессе, устроенном над ним в 1918 году большевиками, совесть его в этом отношении была совершенно чиста: я этого прошлого не стыжусь, в противоположность вам [большевикам], так злобно говорящим о мщении и расплате <…> ни я, ни мои товарищи не относились [так] к побежденным революционерам: исполнив свой воинский долг, мы делали все возможное, чтобы не усугубить тяжести положения попадавших к нам революционеров .

К реформам государственного устройства, вызванных революцией 1905-1907 годов Ф.В. Винберг отнесся однозначно негативно. За несколько дней до открытия I Государственной думы в беседе с Государыней Александрой Федоровной, он откровенно выразил свое настроение, грустное и тревожное , по поводу предстоящего открытия российского парламента . Даже утешая себя розовыми надеждами на будущее, хотя бы оно и не грозило нам многими осложнениями, надо признать, что целый прошлый мир, с которым мы сжились и в сфере понятий которого мы выросли и сложили убеждения, уходит в область истории, и ему на смену надвигается что-то новое, к чему надо еще привыкнуть, в лучшем случае, если это новое окажется действительно хорошим , – вспоминал Федор Викторович слова, сказанные им тогда Государыне.

Государыня с живостью возразила мне следующими словами. Не надо так думать и так настраивать себя , – сказала Ее Величество: вас смущает слово 'конституция'; но не надо преувеличивать значения слов, а лучше всегда вникать без предвзятой мысли в сущность понятия, выражаемого этим словом. И Государь, и лично Я – оба Мы очень довольны, что пришло время, когда Россия может дать помощь своему Государю в лице парламента, в лице избранных представителей всей Русской Земли […] Так, вначале, относились Их Величества к Государственной Думе, к тому новому органу законодательства и контроля, в котором Государь надеялся найти богатырей мысли и духа .

Через несколько дней после этого, памятного мне разговора, я видел, как шли по залам Зимнего Дворца, с торжествующими, наглыми лицами, собравшиеся члены первой Думы, начинавшие с злобными, враждебными мыслями свои дикие, невежественные готтентотские выступления. Четыре раза сменялся состав Государственной Думы, с первых своих шагов обратившейся в общественную говорильню, в очаг агитации, в место сборища митинговых ораторов, в рассадник сплетен, интриг, партийных счетов и раздоров, столкновения мелких честолюбий и крупных преступных замыслов, приведших Россию к падению.

За все время существования Государственной Думы, абсолютно ничего созидательного, творческого, государственного не вышло из пустых словоизвержений недобросовестных и мелочных людей, принесших в здание, долженствовавшее быть средоточием народной совести и народной правды, свой мелкий круг обывательских интересов и свою обывательскую же психологию […] Увы, и Государю, и Государыне скоро пришлось разочароваться в светлых надеждах, возлагавшихся Ими на русский парламент .

В 1908 году Винберг Высочайшим приказом был произведен за выслугу лет в ротмистры (с указанием числиться в этом звании с 1906 года) и был назначен членом полкового суда, некоторое время, даже временно исполняя должность его председателя.

В конце 1913 года, желая заняться хозяйством в своем имении, и мечтая уделять больше времени жене и детям, Винберг покинул армию и в звании полковника (1911) вышел в запас. К этому времени полковник Винберг был награжден рядом российских и иностранных орденов – греческим орденом Спасителя (1901), болгарским За военные заслуги (1903), персидским Льва и Солнца III степени (1906) российскими Св. Святослава (1905) и Св. Анны III степени (1906).

Поселившись в собственном имении Сильковичи Калужской губернии он занялся ведением молочного хозяйства, но особым его увлечением стал созданный им при имении небольшой конный завод. Вместе со своей супругой Винберг также активно занялся просвещением местного крестьянства – он являлся попечителем нескольких школ, создал народную библиотеку для крестьян окрестных деревень, организовал на свой счет бесплатные завтраки для учащихся деревенских детей.

Помимо воинского звания, в знак благодарности за верную и долголетнюю службу, Государь пожаловал Винберга придворным званием шталмейстера Высочайшего Двора. Кроме того, оставив воинскую службу, Ф.В. Винберг стал еще и активным участником монархического движения. Он состоял членом старейшей элитарной монархической организации Санкт-Петербурга – Русского собрания, входил в состав Русского народного союза имени Михаила Архангела (РНСМА). Являясь близким знакомым одного из вождей черносотенного движения В.М. Пуришкевича, Федор Викторович участвовал во многих инициативах лидера РНСМА – он состоял членом комиссии по изданию мартиролога жертв революционного террора Книги русской скорби ; был среди членов-учредителей консервативного Всероссийского Филаретовского общества народного образования, ставившего своей целью постановку образования по всей России на исконных началах преданности Церкви Православной, Самодержавию Царскому и народности Русской .

Однако справедливости ради следует отметить, что Самодержавная монархия понималась Винбергом не столь бескомпромиссно, как большинством участников русских монархических организаций. С одной стороны, он отмечал: Я, как Русский, являюсь убежденным поклонником идеи Русского Самодержавия, но не закрываю глаз перед действительностью и знаю, что совершенства на земле не бывает. А потому сознаю, что и при Самодержавном строе много неправды творилось в России, много непорядков и внутренних недугов омрачало ее жизнь, много злых, несправедливых людей совершало беззакония и чинило обиды, по отношению к ближним своим. <…> Но я сознаю и уверен <…>, что без Царя, без Самодержавия, все эти отрицательные стороны русской жизни усугубляются, по крайней мере, в сто раз . И в тоже время он констатировал: [Я] являюсь убежденным поклонником Английской конституции, всей истории этого царственного народа и всего строя его политической и общественной жизни, но для России настоящего времени монархизм понимаю иначе, ибо думаю, что нельзя с суконным рылом лезть в калашный ряд , и что, дабы иметь право и возможность жить по человечески, надо раньше очеловечиться .

Впрочем, спешим оговориться, что вместе с этим Винберг на примерах из русской и европейской истории доказывал, что каждый народ должен иметь свою самобытную индивидуальность, продукт собственной истории , свою особую стать , и та страна, которая принимает навязанные беспочвенными доктринерами несоответственные ей формы, либо погибает, либо ценою огромных потрясений и жертв все равно возвращается на круги своя . Общим лекалом нельзя разрешать задачи жизни. То, что приемлемо или даже благотворно для Англии, может оказаться гибельным для Франции, неприемлемым для Германии, совершенно непереваримым для России; и наоборот. Suum cuique ( Каждому свое - А.И .) – вот мудрая старая истина, которую знали и понимали великие римляне , – писал он в 1920 году.

Мирная жизнь в отставке продолжалась недолго. И Федору Викторовичу, желавшему всецело посвятить себя семье, пришлось опять возвращаться в строй, к тяготам армейской жизни. Из своей деревни он тотчас поспешил в Петербург, чтобы вновь поступить в действующую армию. По мобилизации Винберг был назначен командиром запасного пехотного полка, так как родной его полк был уже отправлен на фронт, да и недостатка в штаб-офицерах в начале войны не испытывал. Поскольку назначение состоялось не в кавалерийскую часть, а в пехоту, с которой по собственному признанию Винберга он был совсем мало знаком , он начал хлопотать о своем переводе в кавалерию, но хлопоты эти не увенчались успехом.

Тогда Ф.В. Винберг отправился просить Императрицу Александру Федоровну – шефа своего родного гвардейского Уланского полка, службе в котором он отдал 20 лет, посодействовать его определению в кавалерию. Вот как вспоминал он свою встречу с Царицей:

Видя, что в штабах дело не ладится, я поехал в Петергоф, где имела пребывание Ее Величество Государыня Императрица, и, зная Ее всегда милостивое ко мне отношение, позволил себе, ввиду спешности, поступить совсем против придворного этикета. Я написал Государыне письмо, прося Ее Величество принять меня по спешному делу, и послал его с нарочным во дворец. Через час ко мне пришел камер-лакей и сообщил, что в то же утро, в 11 часов, Государыня мне назначила прием. Глубоко тронутый такой милостивой отзывчивостью Ее Величества к моей просьбе, сделанной в совершенно некорректной форме, при появлении Ее Величества в гостиной, где я ожидал приема – я склонил колено, доложив, что не могу иначе выразить, насколько я растроган таким многомилостивым вниманием Ее Величества, а особенно в такое время. Просьба моя была исполнена, и я через неделю уже был на Западной границе .

Назначение состоялось, и в качестве командира 2-го конного Прибалтийского полка Винберг прошел всю Великую войну. Не осталась в стороне от нужд, вызванных войной и его супруга, Анна Павловна, урожденная Лихачева (по первому мужу княгиня Борятинская), устроившая в имении Винбергов лазарет имени Ее Величества для раненных воинов, Высочайшее покровительство над которым взяла лично Государыня Александра Федоровна.

После этой памятной для меня встречи […] я не имел счастья видеть Ее Величества в течение полутора лет. За это время Государыня видела несколько раз мою жену, и каждый раз расспрашивала подробности о том, как идут дела в ее лазарете, и каждый раз давала снова какие-нибудь полезные советы и указания . Я знаю, что ваша жена очень практична и разумна, – продолжала Государыня, – и меня поймет , – позже вспоминал слова Императрицы Винберг.

Как уже говорилось выше, Федор Викторович относился к Императрице Александре Федоровне с особым пиететом. Я имел счастье знать Государыню с первых дней Ее воцарения. Часто видел Ее Величество близко и имел счастье удостаиваться Ее разговора и в немногие светлые, и во многие горькие минуты Ее жизни. Смею верить – и этой уверенности у меня никто не отнимет – что знаю свою Государыню хорошо. И какой Ее знаю, я Ее глубоко и благоговейно чту и как Царицу, и как Русскую Женщину, и как Мать, и как Супругу моего Царя , – писал он о своей Государыне.

Последняя встреча Ф.В. Винберга с Царицей состоялась за год до революции: В феврале 1916 года, приехав в отпуск с фронта в Петроград, я через Двор Императрицы (на этот раз я был корректен и, конечно, соблюдал все нужные правила) обратился с просьбой осчастливить меня приемом, на что тотчас и последовало согласие […] И в этот раз аудиенция длилась больше часа […] Больше, до сих пор, я не имел счастья видеть Ее Величество; но уповаю, что Господом Богом это счастье мне будет еще дано . Отмечена эта встреча и в дневнике Государыни, правда, увы, без подробностей: Вчера приняла Шебеко и долго с ним беседовала, – потом моего бывшего улана Винберга .

Доводилось Винбергу общаться и с Императором Николаем II: Я имел счастье, во все продолжение Царствования Государя Императора, сравнительно часто видеть Его Величество в интимной обстановке, за стаканом вина, когда Государь, вполне доверяя окружавшей его среде, совершенно просто и задушевно вел длинные, непринужденные беседы, вне парадного этикета придворной обстановки […] Видал я Государя в хорошем настроении духа; видал и в озабоченном, а не то и просто грустном, печальном, углубленном в собственные Свои думы , – позже вспоминал полковник Винберг эти счастливые для него дни.