История этой кровопролитной войны уходит корнями в далекое прошлое, когда череда династических браков связала кровным родством монархов Европы. С конца XV века Габсбурги, правившие в Австрии, стали также владельцами обширных земель Испанской империи, объединившей Испанию, южную и северную Италию — с центром в Милане, колонии Испании в Новом Свете и Нидерланды. Кроме того, Габсбурги имели ти-тул императоров Священной Римской империи. Однако уже в XVI веке наследные владения поделили между собой две ветви этого рода: потомки одной правили в Испании, другой — в Австрии. Былое могущество Испании, между тем, постепенно клонилось к закату, новые монархи все больше напоминали карикатуры на своих славных предков, заставляя современников с тревогой глядеть в будущее. И, наконец, символ упадка — царствование последнего испанского Габсбурга Карла II, немощного, измученного, наверное, всеми известными тогда медицине болезнями. К тому же он не мог иметь детей. Европейских государей, естественно, волновало, кто займет трон испанского короля, жить которому, как предсказывали врачи, оставалось недолго.

Умирающий Карл II из последних сил стремился сохранить целостность империи. После долгих колебаний он, наконец, подписал завещание, по которому испанская корона переходила к младшему внуку французского короля Людовика XIV — Филиппу Анжуйскому, правда, с оговоркой, что тот навсегда откажется от прав на французский престол. Людовик ХIV вынужден был согласиться, зная, что кандидатура французского наследника не единственная. Австрийский Габсбург — император Леопольд I выдвинул своего ставленника — эрцгерцога Карла. 1 ноября 1700 года Карл II умер, а Филипп Анжуйский был провозглашен испанским королем — Филиппом V. И тут же Людовик ХIV, нарушив свое обещание, особой грамотой признал права внука на французский престол, заявив, по преданию, что между Испанией и Францией «нет больше Пиренеев».

Вряд ли кто из европейских монархов всерьез полагал, что интриги вокруг ставшего вакантным трона могут впрямую подвести к открытому конфликту, тем не менее европейская война вскоре оказалась неизбежной. Французские войска вступили в испанские Нидерланды, демонстрируя готовность Франции присвоить испанское наследство и единолично им воспользоваться. Политическое равновесие в Европе, с трудом установленное в конце XVII века, было нарушено. Англо-французские противоречия, так и не решенные прежде в военном соперничестве, вновь обострились. Со времени «славной революции» 1688—1689 годов, когда правитель Голландии Вильгельм III Оранский в результате переворота стал королем Англии, интересы этих двух стран тесно переплелись. Кроме того, протестантские державы стремились оградить себя от влияния католической Франции. Именно в Англии находили приют бежавшие из Франции гугеноты. Голландские гарнизоны в Нидерландах были, таким образом, своего рода буфером на пути французской гегемонии.

Соперничество не ограничивалось пределами Европы: в заокеанских владениях Испании — Новом Свете — Франция стремилась вытеснить английских и голландских купцов.

Постепенно Европа скатывалась в пучину длительной и жестокой войны. К главным противникам Франции — Англии и Голландии — в разное время присоединились австрийские Габсбурги, Португалия, Дания, Бранденбургско-Пруское государство, герцогство Савойя. Однако Испания стала на сторону Франции, и поэтому важнейшие порты Средиземного моря Неаполь, Барселона, Кадис были закрыты для флотов союзников; кроме того, французская армия с ее единым командованием оказалась более боеспособной, чем раздираемые внутренними противоречиями силы союзных держав. В этой войне каждый преследовал свои цели: Англия — сохранить и умножить торговые привилегии, Бранденбургско-Прусский курфюрст — подтвердить только что принятый им королевский титул; Дания — оградить себя от чрезмерного усиления Швеции, где с 1697 года правил Карл XII — честолюбивый юноша, грезивший военными походами.

В этой войне участвовали два незаурядных полководца — Джон Черчилль, герцог Мальборо, и принц Евгений Савойский.

* * *

Мальборо командовал англо-голландскими силами на континенте. Уинстон Черчилль, выдающийся по-литик ХХ века, писал, что для его великого предка война была «не просто достижением национальной цели или территориального приобретения, а борьбой за жизнь и свободу не только Англии, но и протестантской Европы». Когда Мальборо возглавил английскую армию, ему шел 52-й год; он уже сделал блестящую карьеру военного и придворного, но вершина славы, как и горечь падения были еще впереди.

Фортуна благоволила молодому Черчиллю: яркая внешность, живость ума, хорошее происхождение, утонченный вкус — все это облегчало путь к успеху. Возвращение на английский престол в 1660 году после двух десятилетий гражданских войн и смуты династии Стюартов упрочило положение семьи — убежденных роялистов. Джон Черчилль проявляет незаурядный талант военного и дипломата. После восшествия на престол его давнего покровителя — герцога Йоркско-го, а теперь короля Якова II он становится бароном Черчиллем. Личная жизнь также складывается удачно: он женится на 18-летней Саре Дженнингс, близкой подруге принцессы Анны, младшей дочери Якова II. Сара отличалась не только красотой, но также умом и сильным характером. Ее поистине безграничное влияние на будущую английскую королеву чрезвычайно помогало Черчиллю на протяжении многих лет. Но и ссора подруг в последние годы правления Анны не могла не отразиться на его судьбе: лишенный высочайшего покровительства, он оказался бессилен перед лицом своих врагов, потеряв все, чего достиг.

Государственный переворот 1688 го-да, высадка в Англии Вильгельма Оранского, мнимое отречение и бегство из страны Якова II — все это поставило Черчилля перед выбором. Он должен был либо последовать за своим покровителем в изгнание, либо присягнуть новому монарху, признав тем самым свершившиеся изменения законными. Ему, протестанту, все-таки были чужды тайные симпатии Якова II католицизму и его зависимость от Франции. Приняв окончательное решение, Черчилль заверил Вильгельма в своей лояльности и стойкой приверженности протестантской религии, однако подчеркнул, что не собирается участвовать в политических интригах.

Но вскоре ему удалось оказать неожиданную услугу новому королю. Опасаясь за принцессу Анну, он убедил ее признать весьма спорные права Вильгельма на английский престол. За это Джон Черчилль был пожалован титулом герцога Мальборо, а затем назначен командующим британскими войсками на континенте. И все же он не стал единомышленником Вильгельма, который, со своей стороны, подозревал, что Мальборо рано или поздно может примкнуть к якобитам — сторонникам свергнутой династии Стюартов. В начале 1692 года Мальборо сместили со всех постов, арестовали и заключили в тюрьму Тауэр по подозрению в государственной измене. Однако едва ли этот искушенный политик мог всерьез рассчитывать на возвращение непопулярных Стюартов. Опала была временной, и в мае 1701 года герцога Мальборо назначили командующим англо-голландскими силами на континенте, а вскоре и чрезвычайным послом в Гааге, где путем переговоров он должен был добиться выдворения вторгшихся в Нидерланды французов. Два месяца пролетели в бесплодных дебатах, и в начале августа посол Людовика ХIV покинул Гаагу. В этом же городе в 1701 году Англия и Голландия заключили союз с императором Священной Римской империи Леопольдом I. Так родился Большой альянс.

Вряд ли Людовик XIV предполагал, что ему придется сражаться при столь неблагоприятных обстоятельствах. Война велась и на море, и на суше, охватив Германию, Италию, Испанию. Финансовое могущество Лондона и Амстердама позволяло союзникам содержать значительные по тем временам армии. Однако в английском парламенте отношение к войне было далеко не однозначным. Виги выступали за решительные военные действия. Обогащавшиеся за счет поставок для армии, они были крайне заинтересованы в углублении конфликта. К вигам принадлежал и герцог Мальборо. Тори — сторонники земельной аристократии, были обеспокоены ростом налогов, предназначенных для покрытия военных расходов, и стремились, сыграв на растущем в стране недовольстве войной, добиться политической власти.

В начале марта 1702 года неожиданно умирает Вильгельм Оранский, на престол вступает королева Анна — что могло быть более благоприятным для карьеры Мальборо? Он отправляется на континент, чтобы вновь возглавить соединенные англо-голландские силы. В мае 1702 года Англия формально объявила войну Франции.

* * *

Тем временем военные действия между французами и войсками императора Леопольда I шли в северной Италии уже с конца 1701 года. Талант принца Евгения Савойского приносит первые успехи войскам Габсбургов.

В жизни этого незаурядного человека, которого Наполеон причислял к самым выдающимся полководцам в истории, было много неожиданного и загадочного. Он не оставил никаких мемуаров, никогда не был женат, его личная жизнь покрыта тайной. Родился Евгений в Париже в 1663 году. Его мать — Олимпия — была племянницей кардинала Мазарини, которую тот вывез из Италии, чтобы выгодно выдать замуж. Олимпия — ровесница Людовика ХIV, и между подростками завязывается тесная дружба. Правда, им в то время по 15 лет, но при дворе начинают поговаривать о женитьбе французского монарха на юной итальянке. Надеждам не суждено было сбыться, но еще долгие годы Олимпия претендует на роль самого искреннего и бескорыстного друга короля. Однако в 1680 году ее влиянию приходит конец: обвиненная в отравлении своего мужа, ранняя смерть которого вызвала много толков, а также в черной магии и колдовстве, она вынуждена спешно покинуть страну. Евгений вместе с братьями остается во Франции. По мнению короля, тщедушному юноше следовало стать аббатом, но сам Евгений мечтает о военном поприще, а посему усиленно занимается физическими упражнениями. Добившись высочайшей аудиенции, он просит у короля разрешения вступить во французскую армию. Однако получает отказ, причину которого Людовик XIV объяснил так: «Просьба была скромной, а проситель — нет. Никто до сих пор не осмеливался смотреть мне прямо в лицо так дерзко, как злой ястреб». Говорили, что после этого случая Евгений поклялся никогда не возвращаться во Францию иначе, как с мечом в руке. Он решает поступить на военную службу к другому сувере-ну — императору Леопольду. В сражении с турками под Веной принц Евгений проявил незаурядное мужество и в 23 года стал генерал-майором. Леопольд питал к Евгению Савойскому почти безграничное доверие, видя в нем спасителя страны от турецкой опасности.

* * *

В те времена военные действия были направлены на захват территорий, а по сути — отдельных крепостей, ведь постоянно контролировать более обширные пространства сравнительно малочисленные армии не могли. Главной силой была пехота, вооруженная в основном холодным оружием и мушкетами, стрельба из которых была не очень точной. Артиллерия все еще оставалась вспомогательным средством и играла решающую роль лишь при осаде укрепленных пунктов. Кавалерия отличалась быстротой и маневренностью, но ее содержание обходилось довольно дорого, да и фураж для лошадей не всегда было легко раздобыть. Воевать предпочитали летом и ранней осенью, когда дни были длиннее, а дороги не раскисали от беспрерывных дождей.

После первых успехов союзников ждали новые трудности. В 1703 году вспыхнуло восстание под предводительством венгерского князя Ференца Ракоци II, которому удалось на время очистить от королевских гарнизонов Венгрию и Трансильванию и даже угрожать Вене. Армия Ракоци достигала 70 тыс. человек, против которых император мог выставить не более 12 тыс. солдат, оторвав их от сражений на западе.

Правда, в 1703 году на сторону союзников перешла Португалия при условии, что в случае победы испанским королем станет эрцгерцог Карл, сын Леопольда I. Французский ставленник мог опять привести Португалию к полной зависимости от Испании. После 1704 года морские державы выдвинули формулу «нет мира без Испании», что означало стремление завладеть всеми испанскими колониями и отодвигало на неопределенное время подписание мира.

Кампания 1704 года принесла серьезные победы Большому альянсу, в частности в битве при Бленхейме. В этом же году произошла первая встреча герцога Мальборо и Евгения Савойского. Так началась их дружба, которую не могли поколебать ни победы, ни поражения, ни интриги недругов.

И в том, и в другом лагере с тревогой следили за Швецией с ее сильной армией и удачливым полковод-цем — Карлом XII, к этому времени уже захватившим Польшу. И кто знает, что произошло бы, если вместо похода на Россию он решил вмешаться в судьбу западной Европы? Австрийский император вполне мог опасаться гнева молодого короля, недовольного притеснениями лютеран в Силезии. Необходимо было узнать дальнейшие планы и намерения этого дерзкого храбреца. В апреле 1707 года произошла официальная встреча между Карлом и герцогом Мальборо. Мальборо было тогда пятьдесят семь. Величественный, еще не потерявший прежней красоты, он предстал перед 25-летним королем в блеске своих многочисленных побед. Карл — не знающий, что такое усталость, непреклонный, порой мстительный, жестокий, но не лишенный обаяния. Герцог с непревзойденным мастерством опыт-ного придворного выразил восхищение военным искусством шведского короля. Мальборо оказался талантливым дипломатом: едва закончилась встреча, он мог с гордостью и облегчением написать в Лондон, что Карл ХII жаждет похода на восток и не собирается вмешиваться в дела Запада.

Тогда же, в апреле 1707 года, союзные войска были разбиты в сражении при Альмансе в Испании. Разбиты не кем иным, как герцогом Бервикским — племянником Мальборо! Он был одним из четырех внебрачных детей его старшей сестры Арабеллы и Якова II, последовал за своим отцом в изгнание, а затем сделал блестящую карьеру во французской армии.

Между тем ситуация складывалась весьма неблагоприятно для Франции. Не раз ее монарх добивался раскола в союзе противников, чем надеялся спасти свое положение. Одному из французских агентов даже было поручено передать Мальборо два миллиона лир (150 тыс. фунтов стерлингов) за личное содействие, но тот ответил отказом.

Девятого июля 1708 года Мальборо и Евгений Савойский нанесли удар французской армии в битве при Ауденарде. Сражение началось на рассвете и продолжалось до темноты. Когда ничего уже нельзя было разглядеть, принц Евгений пошел на хитрость. Он приказал играть отступление французов, а затем выкрикивать названия их полков. Многие французы, решив, что возвращаются к своим, попали в расставленную ловушку, значительно умножив число захваченных в плен. В депеше императору принц Евгений жаловался, что ему не хватило еще несколько дневных часов, чтобы окончательно разгромить неприятеля.

В сентябре 1709 года произошло самое кровопролитное сражение этой войны — битва при Мальплаке. Во французской армии маршала Вандома cменил новый командующий — Виллар. Наделенный необыкновенным мужеством и безграничным тщеславием, он был достойным противником Мальборо и принцу Евгению. Французы дрались неистово. Начавшаяся как династическое соперничество, война постепенно переросла в борьбу наций за выживание. Французы потерпели поражение, однако победа слишком дорого обошлась союзникам: они потеряли 24 тысячи убитыми и ранеными, а французская армия — вдвое меньше. В сарказме Виллара была немалая доля истины, когда он заявил, что еще одна такая «победа» полностью уничтожила бы врага. Битва при Мальплаке стоила Мальборо военной карьеры — огромные потери были на руку тори, которые использовали их как аргумент в пользу переговоров о мире. Мальборо, лишенный всех своих постов, обвиненный в присвоении денежных средств, предназначенных для армии, был принесен в жертву на алтаре межпартийной борьбы.

Недовольство затянувшейся войной росло и в том, и в другом лагере. Положение Франции было отчаянным: небывало холодная зима 1709—1710 годов погубила весь урожай, голодная смерть косила крестьян. Финансы находились в крайне расстроенном состоянии, и министры убеждали капризного Людовика XIV подумать о мире. Но и союзникам было не легче, армии устали от бесконечной походной жизни. Споры и разногласия усиливались. К 1711 году, когда к власти в английском парламенте пришли тори, отношения между Британией и императором Священной Римской империи окончательно оказались в тупике.

Чтобы достичь прежней согласованности в действиях и хоть как-то исправить положение, в Лондон был направлен с особой миссией принц Евгений. Его приезд не вызвал энтузиазма у тори, однако встретили именитого гостя как подобало, с почестями. Первый англичанин, который приветствовал Евгения Савойского в столице, был опальный Мальборо. Утром 17 января 1712 года принца принял Болингброк, затем последовала холодная аудиенция у королевы Анны, полностью находившейся под влиянием своих первых министров-тори Харли и Болингброка. Дни тянулись в бесплодных переговорах, и к началу марта принц Евгений уже не сомневался в том, что Англия ведет сепаратные переговоры с французами. Между тем в долгие часы ожидания принц Евгений бродил без устали по антикварным лавкам Лондона, выискивая редкие издания, которые положили начало его уникальной библиотеке.

Дипломатическая миссия принца Евгения не увенчалась успехом, и в апреле 1713 года в Утрехте был подписан мирный договор между Англией, Голландией, Пруссией и Францией. Разгневанный император отказался присоединиться к нему. Права Филиппа Анжуйского на испанскую корону были подтверждены, но с условием, что он навсегда откажется от претензий на французский трон. Англия получила как будто бы совсем немного — крепость Гибралтар, часть острова Менорка, ряд французских земель в Северной Америке, но главное — особые права на торговлю с испанскими колониями, в том числе рабами (асьенто). Так были заложены основы Британской колониальной империи.

Евгению Савойскому последние годы войны принесли горькие неудачи. В 1712 году Виллар нанес ему жестокое поражение при Демене. Принц Евгений начал по поручению императора мирные переговоры с маршалом Вилларом. Неоднократно они оказывались на грани срыва, поскольку требования Людовика XIV были откровенно унизительны. Наконец, 7 марта 1714 года в Раштатте был подписан мирный договор; австрийский эрцгерцог Карл, ставший в 1711 году императором Священной Римской империи, отказывался от притязаний на испанскую корону. В качестве компенсации австрийские Габсбурги получали Бельгию, а также все владения Испании в Италии — Миланское герцогство, Неаполитанское королевство. Но и Виллар, и Евгений Савойский опасались гнева своих суверенов, явно рассчитывавших достичь большего.