ГРИГОРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОТЕМКИН–ТАВРИЧЕСКИЙ, светлейший князь Римской империи, граф Российской империи, генерал-фельдмаршал российских войск, сенатор, президент Военной коллегии, Таврической области, Кавказского наместничества, Новороссийский, Азовский, Екатеринославский, Харьковский и Саратовский генерал-губернатор и наместник, войск поселенных, Днепровской и Моздокской линии командир, главнокомандующий действующей армией и всей легкой конницей, флотами на Азовском, Черном, Каспийском и Средиземном морях и Донским войском, великий гетман казацких Екатеринославских и Черноморских войск, генерал-адъютант, действительный камергер, Преображенского полка подполковник, Ново-Троицкого и своего имени кирасирских, Кавалергардского полка, С.-Петербургского драгунского, и Екатеринославского гренадерского шеф, генерал-инспектор всех сухопутных войск, Мастерской Оружейной палаты верховный начальник, всех народов магометанского закона, под российской державой состоящих, опекун, и орденов российских, Св. апостола Андрея, Св. Александра Невского, Св. Владимира 1-й степени и Св. Георгия 1-й степени, прусского Черного Орла, польских Белого Орла и Св. Станислава, шведского Серафима, датского Слона и голштинского Св. Анны кавалер, родился в 1739 году в сельце Домнове, в Смоленской губернии. Предки его выехали из Польши, верно служили царям русским, но знатность и богатство не были их уделом. Отец Потемкина, смоленский помещик, вышел в отставку капитаном, женился на бедной дворянке Д. В. Кафтыревой и по неизвестным причинам (может быть, по обещанию) назначил единственного сына своего в духовное звание. Потому Григорий Потемкин учился в Смоленской семинарии и отправился в Московский университет окончить учение богословия и других наук. Не такой жребий назначала ему судьба.

Странным казался молодой Потемкин: при необыкновенной памяти он иногда удивлял трудолюбием, сидел день и ночь за книгами, выучился по-гречески, по-латыни, выучил наизусть оды Ломоносова и 17-ти лет получил университетскую золотую медаль. Но часто он бросал книги, ничего не делал, лежал целые дни в постели. То говорил товарищам, что будет фельдмаршалом, учился фехтовать, ездил верхом, то удалялся в Заиконоспасский монастырь, беседовал, дружился с монахами, удивлял их своими познаниями в богословии и наизусть пересказывал им целые святцы. Он был высокого роста, строен, красив, но красота его была какая-то неопределенная: то казался он грубым Терситом, то величавым Ахиллом. Дело кончилось тем, что Потемкина выключили из университета «за нехождение на лекции». Он явился к умному архиепископу Амвросию, с которым был хорошо знаком, долго говорил с ним и вместо монашеского клобука взялся за меч воина. Амвросий ссудил ему на расходы 500 рублей. Потемкин приехал в Петербург и записался в лейб-гвардии конный полк. Здесь удивлял он своею ревностью к службе, произведен был в вахмистры и в достопамятный день июня 28-го 1762 года находился в числе немногих, сопровождавших Екатерину из Петергофа в Петербург. На другой день, когда столица приветствовала императрицу радостными кликами, Потемкин за услугу его произведен в корнеты, через несколько дней в подпоручики, послан курьером в Стокгольм, по возвращении пожалован поручиком, допущен в избранное общество императрицы и 30 ноября произведен в камер-юнкеры, с оставлением в военном звании и с повелением присутствовать в Синоде. Так исключенный из Московского университета студент на 23-м году был уже придворным, еще неважный по чину, но замечательный по месту и влиянию на дела. Чины не замедлили.

Потемкин казался дружным с Орловыми, тогдашними временщиками, также внезапным переворотом июня 28-го из бедных офицеров поставленными в число первых царедворцев. Но скоро Орловы заметили в Потемкине опасного соперника, и дружбу сменила вражда. Императрица не выдала своего любимца, хотя честолюбие его далеко не удовлетворялось наградами, ибо только в 1768 году получил он звание действительного камергера и чин генерал-майора, когда Орловы уже давно были в высших чинах.

В 1769 году началась война с Турцией. Когда Орловы отправились с русским флотом в Архипелаг, Потемкин, дотоле казавшийся изнеженным царедворцем, изумил своею просьбой — он просился в действующую против турков армию — и еще более изумил личным мужеством, какое показал на поле битв. В кампанию 1769 года служил он волонтером в армии князя А. Голицына, мужественно бился под Хотином, перешел потом в Молдавскую армию, под начальство Румянцева, и командовал отрядом, действовавшим на Дунае. В знаменитую кампанию 1770 года Потемкин участвовал в Ларгской битве и получил орден Св. Георгия 3-го класса. В Кагульской битве отражал он толпы татар, стремившихся на помощь визирю, первый вошел в Измаил, оставленный оттоманами, и послан был с донесениями в Петербург.

Румянцев не терпел Потемкина, гордого и несходного с Румянцевым ни службою, ни характером. В неважном чине своем Потемкин не хотел уступить никому, вел в лагере роскошную жизнь, не думал о порядке и отчетливости и, лишенный дарований полководца, хотел указывать другим, даже порицал распоряжения главнокомандующего. К досаде Румянцева, Потемкин явился снова в армию с рекомендательным письмом императрицы. Румянцев хотел унизить временщика иначе, показав неспособность его к военному делу, скрыл досаду и поручил ему опасное начальство над корпусом на берегах Дуная. Потемкин беспечно допустил турков перейти через Дунай, взять Журжу и угрожать гибелью целому корпусу. Едва диверсия Вейсмана за Дунаем и победа под Попешти избавила от опасности. В походе 1772 года за Дунай, несмотря на прошлогодние неудачи Потемкина, Румянцев опять поручил ему главный, важнейший корпус. Когда Вейсман оказывал чудеса храбрости, Потемкин отличался только ошибками и своевольно переправился обратно за Дунай, несмотря на то что Румянцев назначил его начальником арьергарда армии, отступавшей на левый берег Дуная. Общее мнение о Потемкине в армии было таково, что корпус его прозвали мертвым капиталом. Безуспешным действием Потемкина на Силистрию и бесполезным движением Унгерна и Долгорукого на Варну и Шумлу кончился поход 1773 года.

Не думая извиняться в ошибках, Потемкин почитал себя обиженным, и с досадой смотрел на других, получавших ордена, когда он получил только по старшинству чин генерал-поручика. Видя однако ж невозможность оставаться в армии, он просил увольнения и расстался с Румянцевым неприязненно. Непомерное честолюбие Потемкина казалось смешным, но он твердо верил в судьбу свою и, приехав в Петербург, требовал наград письмом, писанным на имя императрицы. «Мне приятна доверенность ваша ко мне, — отвечала она, — и то, что вы пишете прямо ко мне, а не ищете побочными дорогами». Немедленно был он пожалован генерал-адъютантом и награжден Александровской лентой, явился при Дворе, но все еще казался задумчивым и изумил всех, когда через несколько дней уехал в Александро-Невский монастырь, надел рясу монаха, отпустил бороду, объявил, что меняет блестящий Двор на иноческую келью. Немного дней продолжалось его отшельничество. Екатерина вызвала Потемкина из кельи монастыря, и с тех пор участь его решилась: он явился первым в числе царедворцев, был назначен вице-президентом Военной Коллегии, генерал-губернатором Новороссийским, командиром конных войск и иррегулярной конницы, и декабря 25-го 1774 года получил Андреевский орден. Жестоко мстил он Румянцеву, осуждая все его распоряжения и действия, к несчастию, неудачные. Мир Кючук-Кайнарджийский прикрыл потери и неудачи. Румянцев был осыпан наградами при торжестве мира. Но награждая его, императрица возвела и Потемкина в графское достоинство, пожаловала ему Георгия 2-й степени, чин генерал-аншефа, саблю с алмазами и свой портрет. Все уступили тогда первенство новому временщику и уже не считали милостей, какими осыпала его императрица. Потемкин жил в Зимнем дворце; кроме придворного экипажа и стола, имел 144000 рублей годового жалованья, получил звание поручика кавалергардского, подполковника Преображенского полка, пожалован шефом Ново-Троицкого кирасирского полка. Старушка мать его возведена была в звание статс-дамы. Цари искали дружбы его. Император Иосиф прислал ему диплом на звание светлейшего князя, Фридрих Великий орден Черного Орла, Густав III орден Серафима, Христиан VII орден Слона, Станислав Август ордена Белого Орла и Станислава. Потемкин жаловался, что не может получить Золотого Руна, Подвязки и Св. Духа, и говорил, что мог бы, если бы захотел, быть королем польским или герцогом Курляндским, но презирает столь ничтожными достоинствами. Он мог презирать ими, бывши всевластен в России, пользуясь неограниченною доверенностью императрицы и повелевая ее именем, ибо приказы, им объявляемые, по высочайшей воле велено было считать наравне с указами, подписанными императрицею.

Он лично вручил указ об отставке Орлову. Румянцев, в звании Киевского и Малороссийского генерал-губернатора, был под его начальством. Все раболепствовало перед Потемкиным. С 1775 года до самой кончины его Россия была управляема его умом и волею в течение шестнадцати лет.

До сих пор мы видели в Потемкине только своенравного любимца счастия, дерзкого временщика, плохого генерала, хотя при неоспоримой личной храбрости, мечтателя, тревожимого неисполнимыми желаниями. Но 35-ти лет от роду достигнув высших почестей, в 1762 году ничтожный вахмистр, в 1775 году полновластный правитель государства, Потемкин вскоре оправдал делами и умом неограниченные милости к нему императрицы и выбор его.

Он умел «взвесить мощь русскую и дух Екатерины», по выражению Державина, понял место России в Европе и начертал огромный план действий. Управляя европейскою политикою России, он видел возможность утвердить власть русскую над Черным морем, уничтожить Турцию, разделить ее с Австрией, восстановить Грецию, отдав ее одному из внуков Екатерины, взять Польшу и, поставя орла русского в Византии, явить Русское царство первым в Европе. Предоставляя другим непосредственное занятие гражданским управлением России, Потемкин взял на себя устройство войска и флота и дела на юге, чем надлежало начать обширные планы.

Кючук-Кайнарджийский мир, казавшийся далеко несоответственным блестящим надеждам, с какими начата была война 1769 года, вполне удовлетворял им. Неконченное мечом должна была кончить искусная политика. Без оружия могла она покорить России Крым, к чему обладание Кинбурном, Азовом, Керчью, независимость от Турции крымцев и других татар и покровительство им России, признанное султаном, при заведении флота на Черном море давали средства. Потемкин соединил с сими обширными делами преобразование Малороссии и казаков, заселение южных степей; Черноморских и новое образование русского войска, пренебреженное со времен Петра Великого.

Занявшись устройством южных пограничных областей, Потемкин в 1775 году уничтожил буйную Сечу Запорожскую и заложил верфь при устье Днепра. Здесь начат им Херсон, с 1778 года. В 1777 году началось устройство Кавказской линии и открыты переговоры о подданстве Грузии. Между тем преобразовывалась русская армия, и в 1783 году, дополненная и переформированная, получила не только новое устройство, но даже новую, более удобную одежду. Реформа простерлась на все казацкие войска, известные под именем донских, яицких, гребенских, моздокских, волжских, астраханских, терских и запорожских. В 1784 году совершился без кровопролития важнейший подвиг Потемкина — покорение Крыма. Под предлогом укрощения бунтов против Крымского хана, Шагин-Гирея, избранного Россией, русские войска вступили в Крым, удалили всех, кто мог противиться, приучили татар к русской власти, и когда убежденный золотом и обещаниями Шагин-Гирей передал добровольно царство свое России, никто не смел восстать, турки лишены были средств спорить, и Россия, не вынимая меча, приобрела обширные страны от Кубани до Днепра. Крым, под именем Тавриды, сделался русской областью. <…> Деятельность Потемкина была изумительна, а между тем он жил беспечно и великолепно в Петербурге, по временам только приезжал в южные области, где все исполнялось по точному распоряжению его, и лежа на диване управлял политической интригой, в одно время в Царьграде, Вене, Берлине, Париже, Стокгольме и Варшаве, тревожимых возраставшим могуществом и превосходной политикой России. Душою всего был Потемкин, воин, министр, дипломат, хозяин. Соперники Потемкина должны были сознать его превышавший все ожидания гений. Императрица не щадила наград, коих жаждал честолюбивый любимец ее. Кроме богатых поместьев и денег без счета, Потемкину подарен был Аничковский дворец, незадолго перед тем купленный у любимца Елизаветы Разумовского. Первая степень ордена Св. Владимира, учрежденного в 1782 году, звание сенатора, генерал-инспектора всех войск, чин генерал-фельдмаршала, с наименованием Таврическим, звание президента Военной Коллегии и шефа кавалергардов, дополняли другие милости. В поездках своих на юг России Потемкин был встречаем, как властитель государства. Ему воздвигали на пути торжественные врата; народ собирался толпами по дорогам.

Надлежало довершить, что начато было столь обширно, совершилось столь удачно. Потемкин успел преклонить на войну с Турцией императора Иосифа и старался убедить императрицу, что интриги Пруссии и союз с нею Польши и Швеции ничтожны, при смятениях, начавшихся на западе Европы, начале революции во Франции и несчастной войне Англии с американскими колониями. Императрица, уже утомленная 25-ти летним, славным и деятельным царствованием, верила Потемкину, но изъявляла опасения. Потемкин настоял, и готов был от всего отказаться. Враги хотели воспользоваться неудовольствием против него императрицы. Привыкший действовать решительно, Потемкин неожиданно отрекся от всех должностей и не только удалился от Двора, но даже уехал из Петербурга в Нарву осенью 1786 года. Императрица спешила согласиться на все планы его, и как Потемкин хотел показать ей плоды трудов своих, а императрица желала вознаградить его, изъявляя ему благоволение перед лицом всего государства, положено было, что зимою Екатерина посетит новые области, управляемые Потемкиным. В январе 1787 года в сорока каретах и более нежели ста других экипажах императрица поехала из Петербурга в Киев, и со вскрытием Днепра отправилась в раззолоченных галерах по Днепру. Многочисленная свита, блестящий Двор, иностранные послы, тысячи народа, бесконечные ряды воинов, радость подданных, великолепие встреч, роскошь пиров и увеселений являли каким-то волшебным событием путешествие Минервы Севера; она казалась полубогиней изумленным иностранцам и восхищенным подданным. Потемкин являлся повсюду первым лицом; все двигалось по его воле и слову. Король польский выехал на свидание с императрицей в Канев; император Иосиф явился за Кременчугом и сопровождал императрицу в Крым. Путешествие по южной, или Новой России, показало всю меру трудов Потемкина. Там, где за десять лет были степи и кочевья татар, видны были города, крепости, селения, сады, дороги, храмы, дворцы, училища, верфи, корабли, войско, гражданское и воинское устройство, плоды промышленности, богатства торговли. Войско русское было всюду, блестящее, бодрое, готовое на подвиги.

При личном свидании с императором Иосифом положено было воевать с турками, уже готовившимися на войну упорную. Потемкин мечтал о покорении Царьграда. Войско русское состояло из 260000 человек регулярного войска, не считая 200000 иррегулярного, казаков, калмыков, татар. Флот Черноморский предполагалось довести до 60 кораблей, фрегатов и других судов, с 13000 морского экипажа и войска. Пятнадцать кораблей приветствовали Екатерину в Севастополе, кроме галерного и другого флота, виденного ею в Херсоне.

Желания Потемкина исполнились. Султан открыл военные действия осенью 1787 года, едва императрица возвратилась в Петербург. Начало войны было блестящее: Суворов уничтожил турков, напавших на Кинбурн, октября 1-го. Грозные силы России и Австрии готовились двинуться — все обещало верные победы. Надежды Потемкина далеко не сбылись.

Главным препятствием было то, что император Иосиф почти поневоле соглашался на войну, не надеясь от нее никакой пользы Австрии. «Потемкин великий человек, но он; все умеет только начать, и ничего не умеет кончить. Ему недостает Георгия 1-й степени — он получит его и заключит мир!» Так говорил Иосиф, и также неохотно согласилась императрица, тревожимая интригами в Польше, угрозами короля прусского, отвагою короля шведского и волнениями на западе Европы. Наконец, важное препятствие успехам положил сам Потемкин. Забывая свою неспособность предводить войсками, он требовал себе звания главнокомандующего. Императрица старалась примирить его требования с успехом дела и выбрала средство неудачное: разделила русскую армию, вручила Потемкину начальство над одною из них, главной, а другую, меньшую, поручила Румянцеву. Румянцев, оскорбляемый тем, что ему вручена небольшая армия, которой предназначалось действовать вместе с австрийцами, когда главная армия поручена была Потемкину, не хотел ничего делать, ссорился, спорил, переписывался с Потемкиным, и при нерешительности действий Потемкина, при совершенной неудаче действий австрийцев план военных действий был совершенно разрушен.

Предположено было, что Потемкин осадит и возьмет Очаков, ключ Бессарабии, пока Румянцев овладеет Хотином, ключом Молдавии, а австрийцы займут Валахию. Все три армии долженствовали после того соединиться на Дунае, и в 1789 году идти на Царьград.

Битвы начал принц Нассау-Зиген, начальник русского флота в Херсоне. Он разбил и уничтожил турецкий флот близ Очакова. Но Потемкин не воспользовался страхом турков, медлил, только в конце июня подошел к Очакову и повел слабую осаду; если не робел, то недоумевал, хотя нередко, раздражаемый замечаниями других, выезжал из лагеря, становился под ядрами и смеялся, когда его просили удалиться. Суворов, августа 22-го, решился без повеления Потемкина напасть на Очаков, не был подкреплен и, несмотря на жестокую рану храброго вождя, разгневанный Потемкин выслал его из армии. Осада тянулась. Иногда казалось, что Потемкин решается действовать, но вдруг все опять останавливалось. Он лежал в своей великолепной ставке, переводил церковную историю Флери, шутил, смеялся, молчал, заставлял Сарти играть симфонии и не двигался с места. Наступила мокрая осень. За нею следовала жестокая зима. Войско гибло от стужи, болезней, недостатков. Также ничтожны были действия Румянцева. Все лето провел он в бездействии, обложил Хотин и сдачей его и занятием Ясс кончил кампанию. Действия австрийцев были гибельны для них. Приняв на себя начальство армией, император Иосиф был разбит турками и, непостоянный во всех делах, думал уже о мире, а не о победах. Между тем Польша волновалась, шведский король начал войну с Россией на суше и на море, и от морской битвы близ Кронштадта дрожали окна в Петербурге. Потемкин решился, наконец, загладить свою медленность смелым подвигом: декабря 6-го Очаков взят был кровопролитным штурмом. Неприятелей погибло более 10000, русских убито и ранено до 3000.

Императрица послала Потемкину Георгия 1-й степени и звала его в Петербург. Всюду встречали его, как грозного победителя, освещали дорогу, хвалили в стихах и прозе. Едва приехал он в столицу, императрица сама посетила его. Двор явился в передней Потемкина. Медаль, особенная похвальная грамота, фельдмаршальский жезл с лаврами и алмазами, орден Св. Александра Невского на драгоценном брильянте, сто тысяч рублей на окончание дворца, который строил себе Потемкин, назвавши его Таврическим, шпага с брильянтами были ему пожалованы. Еще большею наградою почел он увольнение Румянцева, который в отсутствие Потемкина, зимою, деятельно начал военные действия. Потемкину отдано начальство над обеими действующими армиями. Он вполне достиг своей цели, когда мая 6-го, после трехмесячного отсутствия из армии, оставил Петербург. В сущности, дело было далеко не так.

Потемкин видел, что император Иосиф едва ли подкрепит его, думая только о мире, терзаемый тяжкой, неисцелимой болезнью, тревожимый возмущением Фландрии, угрозами Пруссии и восстанием Польши, когда король шведский не хотел мириться, несмотря на победы русских. Осыпая наградами Потемкина, императрица решительно требовала от него мира, несмотря на возражения Потемкина и все блестящие планы его. Армия русская была обессилена прошлогодним походом, когда движение в Польше и недостатки финансовые не дозволяли думать об усилении ее на берегах Дуная. Только победами мог Потемкин достигнуть цели своей, но ум его был ничтожен во всем, что касалось начальства войсками, когда между тем гордость не дозволяла ему передать исполнения другому. Потемкин кончил тем, что выставил на битвы Суворова, с которым помирила его императрица, и велел ему только защищать от турков Молдавию. Оттоманы начали войну наступательную. Суворов, действуя соединенно с австрийцами, разбил их под Фокшанами июля 21-го, и еще славнее была Рымникская победа сентября 7-го. В тот же день князь Н. В. Репнин, царедворец искусный и воин расчетливый, разбил турков на Сальче. Но напрасно Суворов и Репнин требовали у Потемкина позволения идти вперед и действовать решительно. Потемкин ничего не решал. Забрав несколько крепостей, Паланку, Аккерман, Гаджибей (где потом заложена Одесса), и Бендеры, он говорил с турками о мире. К досаде его, турки отвергали все предложения. Смерть императора Иосифа в феврале 1790 года и мир, заключенный преемником его, императором Леопольдом в июне месяце, усилили затруднения. Императрица думала ободрить Потемкина наградами. Он получил 100000 рублей, брильянтовый венок в 150000 рублей, титул Великого гетмана казацких, Екатеринославских и Черноморских войск. В Яссах, ку;да переехал тогда Потемкин, окруженный великолепием, дипломатами и всею роскошью Европы и Азии, все называли его неслыханным любимцем счастия, а он страд;ал, томился, пресыщенный жизнью, оскорбляемый неисполнением желаний, тревожимый слухами о новом любимце императрицы, молодом П. А. Зубове, который горделиво угрожал низвергнуть старого временщика, ненавидимого столь многими. Надлежало кончить войну и спешить в Петербург, но турки, ободренные миром с австрийцами и мужеством своего юного султана, Селима III, вступившего на Оттоманский престол в 1789 году, были непреклонны. Рассерженный Потемкин осенью 1790 года начал действия наступательные, видел неудачи, решился наконец ужаснуть турков смелым подвигом и велел Суворову взять неприступный Измаил. Едва повеление было дано, Потемкин оробел, хотел возвратить свой приказ, но не успел; Измаил, защищаемый 250 пушками и 40000 войска, взят был приступом декабря 10-го. Потемкин провел зиму в Молдавии, а в феврале 1791 года приехал в Петербург. Началась весна, но Потемкин не возвращался в армию. Апреля 28-го дал он императрице и Петербургу пир, в своем новом Таврическом дворце. Великолепие пира казалось современникам баснословным. Об нем рассказывали, как о неслыханной диковинке. Будто чувствуя, что близок был предел жизни его, Потемкин упал на колени перед императрицей, когда она оставляла его волшебные чертоги. Потемкин все еще являлся правителем России. В числе новых наград было повеление воздвигнуть ему памятник и [вручить] подарок мундира, обложенного брильянтами, в 200000 рублей, но Потемкин думал только о смерти. Князю Н. В. Репнину дал он полномочие заключить мир при первом случае. Июня 28-го Репнин одержал блистательную победу над армией великого визиря под Мачином и начал переговоры о мире. Июля 24-го Потемкин выехал из Петербурга, в последний раз видел почести и благоговение и больной прибыл в Яссы, когда Репнин заключил мир. Все, что купила Россия четырехлетней войной, состояло в утверждении за нею того, чем уже владела она до войны. Потемкин подтвердил условия мира, неусыпно занимался делами, но чувствовал смерть в груди. Он хотел умереть в городе, заложенном в устье Ингула в 1789 году и названном: Николаев, в память взятия Очакова, декабря 6-го. Дорогою сделалось ему хуже, и на 38-й версте от Ясс, среди Бессарабской пустыни, Потемкин велел остановиться. Разостлали плащ, вынесли Потемкина из кареты и положили на землю. Тяжело дыша, глядел он помутившимися глазами на светлое небо, на пустынную даль и в полдень, октября 5-го 1791 года, тихо скончался на руках своей племянницы, графини Браницкой, и своего верного секретаря, В. С. Попова. Вечером, окруженная погребальными факелами, воротилась карета Потемкина в Яссы. Румянцев, услыша о смерти Потемкина, заплакал. «Не удивляйтесь слезам моим, — сказал он. — Потемкин был враг мой, но человек великий!» — «Се человек! Се образ земных сует! Беги от них мудрый!» — говорил Суворов. «C'était mon élévе et l`homme de genie!» — сказала императрица, опечаленная известием о кончине своего любимца. Великолепно велела она похоронить его в соборной церкви Херсона и до самой кончины не могла утешиться в его потере. Празднуя мир с Турцией в 1793 году, она подтвердила приказ воздвигнуть Потемкину памятник в Херсоне. С ее кончиной забыт был Потемкин. Велено было даже наглухо заделать склеп, где находится гроб его. Позднейшее потомство лучше оценило заслуги Потемкина, и памятник ему был поставлен в Херсоне в наше время. Бедная пирамида в степях Бессарабии означает то место, где скончался Потемкин.

Потемкин умер на 52-м году от рождения. Неженатый, он не оставил детей. Огромное имение его разделили наследники. <…>

О жизни Потемкина было писано много, но ничего не издано удовлетворительного. Лучшая, хотя и краткая, но, к сожалению, неоконченная биография, сочиненная А. В. Висковатовым, помещена была в Русском Вестнике, 1841 года. Любопытные подробности находим в Биографиях Российских генерал-фельдмаршалов, изданных Д. Н. Бантыш-Каменским. Книги, изданные в 1808 году в Москве, 3 части, и в 1809 году в Санкт-Петербурге, 2 части, под одинаким названием: Жизнь князя Г. А. Потемкина-Таврического, весьма неудовлетворительны.

Ни о ком не говорили современники так различно, как о Потемкине: с одной стороны клеветы, сатиры, ругательства, с другой панегирики, похвалы, изумление, благоговение и ненависть переданы ими потомству. Из всего видим, что Потемкин казался современникам какой-то загадкой, каким-то таинственным соединением добра и зла, ума и безумия, гения и дурачества. Вот как изобразил Потемкина знаменитый остроумец принц де Линь, бывший с ним при дворе Екатерины и в лагере под Очаковом: «Вижу предводителя армии, ленивого по наружности, но трудящегося беспрестанно. Колена служат ему столом, а пальцы гребнем; он вечно лежит, но день и ночь не знает сна, ибо его усердие к обожаемой им государыне всякую минуту его мучит, ибо каждый пушечный выстрел, не в него попадающий, терзает его, заставляя думать, что им убит который-нибудь из его подчиненных. Он робок за других и смел за себя: останавливается под сильным огнем батареи для раздачи приказов, но более Улисс, нежели Ахилл; он беспокоен в ожидании опасностей и весел, будучи окружен ими; несчастен от чрезвычайного счастия, всем наскучил, всем очень скоро может наскучить; сух и непостоянен, глубокий философ, искусный министр, великий политик, ребенок двенадцати лет; не мстителен, просит прощения в сделанной обиде; скоро и охотно заглаживает несправедливость; думает верить в Бога и боится дьявола, который кажется ему даже сильнее и толще князя Потемкина; одною рукою подает знак прекрасной женщине, другою крестится; складывает руки благоговейно и обнимает ими прелестный стан девушки; осыпанный многочисленными дарами своей великой владычицы, он раздает их все и в одну минуту; получает в подарок от императрицы деревни, возвращает их ей или платит государственные долги, не говоря ей о том ни слова; продает обширные поместья, которые выкупает для того, чтобы построить в них колоннаду или развести английский сад и снова продать их другому; играет беспрестанно или совсем не играет; любит лучше дарить, нежели уплачивать долги свои; страшный богач и никогда не имеет в кармане копейки; чрезвычайно подозрителен, доверчив, как младенец; ревнив, благодарен, угрюм и шутлив; легко предубеждаем во вред или в пользу, и также легко забывает предубеждение; говорит о богословии с генералом, о тактике с архиепископом; никогда не читает, но старается проникнуть в тех, с которыми говорит, или противоречит им для того, чтобы узнать от них более; нахмурен, как дикарь, или пленяет веселым лицом своим; то мил, то отвратителен в обхождении; то гордый сатрап Востока, то самый любезный из придворных Людовика XIV; под личиной жестокости имеет самое нежное сердце; работает, спит и располагает время свое, как вздумается; прельщается всем, как младенец, и во всем отказывает себе, как великий человек; умерен, хотя кажется жадным; грызет ногти, яблоки и репу; ворчит или смеется, дразнит, кривляется, бранится, проказничает или молится, поет или думает; призывает за тем, чтобы отослать; велит собраться своим адъютантам и не говорит им ни слова; лучше других сносит ужасный жар, но кажется, думает об одних только прохладных банях; смеется над холодом, показывая, что не может обойтись без шубы; вечно в одной рубашке или в богатом фельдмаршальском мундире; с босыми ногами или в прекрасных, вышитых золотом туфлях; иногда без шляпы, в дурном халате, под сильным ружейным огнем, иногда в великолепной одежде, во всех орденах, с тремя звездами и с портретом императрицы, осыпанным крупными брильянтами, которые, как нарочно выставлены для пушечных ядер. Дома сутулист, горбат и скорчен в дугу — велик, прелестен, горд, благороден, исполнен величия, очарователен, словом — Агамемнон среди греческих царей, когда является своей армии...»

Если здесь видно желание блеснуть остроумными противоположностями, зато нельзя вернее выразить Потемкина в кратком описании: таков был он — таков был век его.

Дивному сыну счастия — семинаристу и фельдмаршалу, монастырскому послушнику и вельможе, бедному дворянину и правителю России, человеку, пресыщенному счастьем, утомленному удачами, измученному изобретением новых желаний: таковым надлежало быть Потемкину. Как Державин, воспевавший его пиры, победы и смерть, Потемкин был полным представителем века Екатерины, века блеска, славы, великолепия, соединения России ХVII-го с Европой ХVIII-го столетия, промежутка времени между Фридрихом Великим и Наполеоном.

Потемкин, бесспорно, был один из тех людей, которые споспешествовали блеску и величию царствования Екатерины, человек ума необыкновенного, предприятий безмерных, труда беспрерывного, — дикая поэзия Севера и Востока!

Если убеждаемся, что исполинские предприятия Потемкина показывают более смелости воображения, нежели глубины мыслей, то, что сделано им, останется бессмертным памятником его: политика Екатерины с 1774 года до кончины Потемкина — решение участи Польши, внешняя система России, приобретение южных областей, устройство Новороссийского края, Черноморский флот, жизнь общественная, в несколько лет вскипевшая там, где были степи, кочевья орд татарских и хуторы полудиких казаков.

Как главный начальник русских войск Потемкин оказал незабвенные заслуги по военной администрации, преобразованиями, начиная с принадлежностей одежды солдата до главнейших частей армейского управления.

Генерал храбрости бесспорной, как полководец, Потемкин является недостойным себя. И странное честолюбие Потемкина именно здесь всего более не уживалось с его страстями. Он жаждал прибавить славу великого полководца к другим своим достоинствам, и — робел при первом шаге; располагал обширный план и — недоумевал, едва приступал к его исполнению; хотел воинских почестей, получал их с избытком и как будто стыдился их, чувствуя, что они не заслужены, и — унижался даже до зависти к тем, чье превосходство он чувствовал — Румянцеву, Суворову, Репнину. Принц де Линь хвалил однажды в лагере под Очаковом храбрость императора Иосифа, оказанную в каком-то сражении. Потемкин молчал. На другой день, в полном мундире, окруженный блестящим штабом своим, он стал под турецкими ядрами. Принц де Линь был подле него. Начали представлять Потемкину опасность. «Спросите принца де Линя, — с досадой отвечал Потемкин, — ближе ли к неприятелю стоял при нем император Иосиф, а не то мы еще подвинемся вперед!» Но храбрость гренадера не доказывает дарований полководца.

Потемкин был высокого роста, с благородным, величественным выражением лица, но его нельзя было назвать красавцем. Подобно уму, воспитанию, образованию, дарованиям, образу жизни, обхождению, любви к наукам и художествам, роскоши, самой судьбе Потемкина, красота его была соединение противоречий, как вся жизнь, все дела, все поступки его казались беспрерывным противоречием, которое мог согласить один всеобщий примиритель всего в мире, великого и малого — смерть.