«Он оперативный план наш, оперативный план – наше святое-святых передал немецкому Рейхсверу» – возмущался Иосиф Виссарионович «предательством» маршала М.Н.Тухачевского 2 июня 1937 года на Военном совете.

Никто из присутствующих не спросил тогда великого вождя, почему не привели «шпионов» сюда, чтобы те сами рассказали, как они, большевики, предали свою страну, своих боевых товарищей. Никто не отважился: все копию плана оперативного со штампами Абвера собственными глазами видели, да и товарищ Сталин объяснил: «Почему мы так странно прошляпили это дело?... В чём тут дело?... поступательный рост и в армии, и в стране, и в партии, вот они у нас притупили чувство политической бдительности…».

Все молчали, боясь навлечь беду, уговаривая себя, что товарищ Сталин знает, зачем понадобился Рейхсверу до прихода Гитлера к власти «наш оперативный план», почему он оказался вредительским и какое отношение имеет к захвату власти. Если бы они могли предвидеть свою судьбу и разгул кровавого бандитизма опричнины после расстрела «заговорщиков»!

Молчали и верили в социалистическую законность, в новую конституцию, принятую полгода назад, её гаранту товарищу Сталину. 5 декабря 1936 года Восьмой Чрезвычайный Всесоюзный съезд Советов утвердил проект третьей советской конституции, разработанный Бухариным и Карлом Радеком. Главный юрист страны Андрей Януарьевич Вышинский заверил, что она «…поднимает нашу советскую юстицию, наш суд, советскую прокуратуру, социалистическую законность на новую ступень их исторического развития…».

В это торжественное время агент НКВД генерал Скоблин («Фермер») принимал в Париже курьера из Москвы с важными документами. Он должен был передать их, используя связи своего начальника Евгения Миллера, шефу СД Рейнхарду Гейдриху для подготовки компромата на маршала Тухачевского, якобы готовившего «двойной заговор» – против Сталина и германских генералов против Гитлера. Основой провокации должны были послужить документы и письма маршала Тухачевского, хранившиеся в секретных архивах Германского командования, о сотрудничестве военных до 1933 года.

О роли Сталина в деле Тухачевского первыми догадаются советские разведчики. К Вальтеру Кривицкому, возглавлявшему в то время советскую военную разведку в Западной Европе, прибыл из Москвы 5 декабря 1936 года посланник с требованием выделить для зарубежной службы НКВД двух агентов. Позже Кривицкий (Гинзберг Самуил Гершевич) поймёт, что его люди были направлены для участия в деле маршала Тухачевского. Гестаповец Гиринг во время разговора выскажет мнение советскому разведчику Леопольду Трепперу, что в ходе провокации определились роли Сталина и Гитлера: «первый, по сути дела, задумал всю эту махинацию, второй выполнил её».

В этой странной провокации кроме непонятной «передачи» оперативного плана остались и другие вопросы: почему нельзя было изолировать Тухачевского другим способом? Мог ли великий вождь всех времён стать заложником у «батыра Ежова», знавшего, кто является автором этой чудовищной мистификации? Мог ли Лаврентий Берия остаться в стороне от «двойного заговора»? Первый вопрос можно было бы исключить, зная о планировании массовых репрессий в Красной армии, на второй и третий напрашивается отрицательный ответ. Тогда от кого, если не от Ежова, приехал с секретной миссией к генералу Скоблину посланник из Москвы с важными документами? Видимо в этой провокации, как и в спектакле убийства Кирова, действовали независимо друг от друга две группы НКВД.

Известно, что Ежов писал докладную Сталину на Лаврентия Берию, добивался его ареста. В сейфе «Батыра» хранилась папка с фамилией вождя и свидетельство одного из «старых большевиков», что Сталин был провокатором. Какой ещё компромат готовил на «отца всех народов» исследователь пыток испанской инквизиции осталось тайной. Сомнительно, что «батыр Ежов» имел отношение к оперативному плану военных и к его передаче через Скоблина шефу СД. Видимо, информация о деятельности другой независимой группы просочилась к наркому внутренних дел, и он пожаловался товарищу Сталину на Лаврентия Павловича, не предполагая, что очень скоро окажется ненужным своему «хозяину».

«Фермер» передал в середине декабря 1936 года документы Гейдриху. Остальные события подробно описаны в мемуарах Вальтера Шелленберга: «От одного белогвардейского эмигранта, генерала Скоблина, Гейдрих получил сведения о том, что Тухачевский, маршал Советского Союза, участвовал вместе с германским генеральным штабом в заговоре, имевшем своей целью свержение сталинского режима». Гейдрих сообщил о версии Скоблина Гитлеру, и тот отдал распоряжение организовать налет на помещение с секретными документами германских вооруженных сил для изготовления фальшивки.

Выступление товарища Сталина на расширенном заседании Военного совета опровергает версию некоторых историков, что «заговор» не связан с фальшивкой гитлеровцев. Исчезла без следа дорогая папка с документами из Абвера, но осталось свидетельство автора «двойного заговора», самого товарища Сталина: «Вот подоплека заговора... Это собственноручное сочинение германского рейхсвера. Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера. Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор, и эти господа взялись за заговор».

Вот что говорил «вождь всех времён» о Рейхсвере и советских военачальниках, и эта неисправленная стенограмма сохранилась для истории. Оперативный план, проштампованный канцелярией Абвера, подделанные документы Рейхсвера и собственноручное признание маршала должны были убедить всех сомневающихся в шпионаже. Никто из присутствующих на Военном совете, не осмелился предположить, что посланник от самого товарища Сталина переправил в Париж документы секретные.

Собственноручное признание Михаила Николаевича удалось получить «батыру» на удивление без трудностей: оказалось достаточным привести его дочь – подростка, Светочку, и показать, кто будет её насиловать. Маршала Тухачевского не учили воевать с недорослями – он знал, что даже древние римляне отказывались брать малышей в заложники. Бурые пятна на листах допросов маршала в следственном деле «на вечном хранении» будут «идентифицированы как кровь» «двойного заговорщика».

Четыре первых дня июня 1937 года заседал исторический Военный совет, положивший начало массовым репрессиям среди военных. Поздно ночью на четвёртый день пришло известие из Грузии, как знак мистической кары тирана, – умерла Екатерина Георгиевна Джугашвили (Кеке), его мать, оставив для вечности мудрые слова маленькой женщины, осуждающей тиранию: «Лучше бы ты стал священником!».

После чисток 1937-1938 годов Лаврентий Берия поспешит заявить, что истинной причиной массовых репрессий против военных явилась необходимость установить абсолютный контроль над всеми силовыми структурами. Так что нельзя исключать участие в организации «двойного заговора» товарища Берии, изощрённого интригана и провокатора – именно он после «батыра Ежова» возглавил 25 ноября 1938 года опричнину.

Те, кто хорошо знал Лаврентия Павловича, были уверены, что он ещё в годы своего правления в Тбилиси организовал сеть в карательных органах, независимую от председателя ОГПУ В.Р.Менжинского и его заместителя Г.Ягоды. Среди этих людей ходили слухи, что к убийству Кирова причастен скорее он, чем Ягода.

Сразу же после «суда» начались невиданные по размерам репрессии: только за десять дней, с 12 по 22 июня 1937 года, арестовали опричники Сталина больше тысячи «участников военно-политического заговора»: комбригов, комдивов, комкоров, полковых, бригадных и дивизионных комиссаров. Одновременно опричнина уничтожала свидетелей и исполнителей чудовищной провокации: советских разведчиков, дипломатов, ответственных работников. В год двадцатилетия Великого Октября и двадцатилетия ВЧК сотни тысяч «старых большевиков», защитников отечества и разведчиков растерзает банда «вождя всех времён», преследуя в честь праздников даже детей маленьких.

Спустя шестнадцать лет, в июне 1953 года, карающая рука военных арестует и расстреляет Лаврентия Берию. Странное совпадение!