Знаменитый русский военачальник, генерал-лейтенант, участник русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн, один из основателей белого движения.
Награжден двумя орденами Святого Георгия 4-й и 3-й степеней (1905, 1915 гг.). Автор книг «Кашгария и Восточный Туркестан», «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестаном» (1901 г.).

Щедро полита «красной» и «белой» кровью русская земля. Каждая сторона отстаивала свою правду. Кто виноват? Кто прав? История десятки лет взвешивает на своих весах поступки и жизни, но ответа не дает. Нет в братоубийственной войне и настоящих победителей. Один из участников «Ледового похода» Добровольческой армии прапорщик С. Пауля писал:
«Человеческая жизнь есть жертва и искупление жертвы, и человек не имеет права осуждать и судить другого человека». А вот подумать, понять и просто простить всех, участвовавших в войне, необходимо, чтобы не приумножать зло.
Будущий неустрашимый генерал и один из зачинателей белого движения Лавр Егорович Корнилов (благозвучное отчество Георгиевич появилось в его послужных списках с началом стремительной карьеры) родился 18 августа 1870 г. в небольшом городке Усть-Каменогорске (Казахстан). Его отец, глава многодетной семьи, с честью отслужив в казачьих войсках, сумел получить младший офицерский чин хорунжего. Выйдя в отставку, он устроился писарем в волостной управе Семипалатинской области. Мать Лавра была простой казашкой из кочевого племени. Внешне сын пошел в нее: выдающиеся скулы, узкий разрез черных глаз. Но в жизни он равнялся на отца и мечтал о воинской службе. Корнилов-старший после окончания Лавром местной приходской школы с большим трудом устроил сына в Омский (Сибирский) кадетский корпус. С детства любознательный, тянущийся к книгам и знаниям юноша рано осознал: чтобы добиться чего-либо в жизни, надо во всем быть первым. Закончив корпус с наивысшим баллом, он поступил в Михайловское артиллерийское училище (1889 г.), а три года спустя безропотно отбыл служить в Туркестанскую артиллерийскую бригаду. Для многих это было бы крахом карьеры, а для молодого поручика — поприщем, где можно с честью служить Родине.

В 1895 г. Корнилов поступил в Академию Генштаба. «Скромный и застенчивый артиллерийский офицер, худощавый, небольшого роста, с монгольским лицом, был мало заметен в академии и только во время экзаменов сразу выделялся блестящими успехами по всем наукам», — вспоминал в мемуарах генерал А. П. Богаевский. Да и как Корнилов мог плохо учиться, если понятие о высокой ответственности воина привил ему отец. На подаренной сыну книге «Собрание писем старого офицера своему сыну» простой казак написал: «Кому деньги дороже чести — тот оставь службу. Петр Великий». Академию Генштаба Лавр Георгиевич окончил с малой серебряной медалью и досрочно получил капитанский чин. Один из лучших выпускников академии предпочел Туркестанский округ престижному, но скучному прозябанию в столичных штабах. В свои 28 лет он свободно владел языками народов Туркестана, а также персидским, татарским, английским, французским и немецким. На таджикском даже стихи писал. О его службе на границе с Афганистаном можно было написать не один приключенческий роман. Став военным разведчиком (1899—1904 гг.), капитан Корнилов неожиданно исчезал из штаба, чтобы появиться в облике паломника-мусульманина или восточного купца на территории Персии, Афганистана, Индии и тщательно изучить дороги, состояние местных ресурсов и военные объекты. Результатом трудной «служебной командировки» в западную часть Китая стали не только ценные разведданные, но и книга «Кашгария, или Восточный Туркестан», изданная под псевдонимом «Капитан К.». В нее, как и в книгу «Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестаном», вошло много интересного материала, ставшего значительным научным вкладом в этнографию этих регионов.
В таких опасных «путешествиях» у Корнилова выработалось абсолютное презрение к смерти при выполнении воинского долга. Бесстрашие и командирскую смекалку он проявил во время русско-японской войны. В дни всеобщего отступления под Мукденом Корнилов с боем вывел из окружения три стрелковых полка. Он был удостоен ордена Св. Георгия 4-й степени, а полученный чин полковника ввел его, сына простого сибирского казака, в права потомственного дворянина.
После войны Лавр Георгиевич зарекомендовал себя в столице способным генштабистом, получил престижное назначение военным агентом (атташе) в Китае (1907—1911 гг.). Прекрасный дипломат, хорошо знающий Восток, не нашел общего языка только со своим соотечественником — русским послом Гирсом. Зато успешно вел «войну улыбок» с коллегами из других посольств. Почувствовав «стиль» опытного разведчика, его не раз пытались «прикормить», пожаловав ордена Франции, Германии, Англии, Японии и Китая.
Честный и неподкупный характер Корнилова проявился и во время командования 2-м отрядом Заамурского корпуса пограничной стражи (1911—1913 гг.), где он беспощадно вскрыл должностные злоупотребления в хозяйственном управлении. Дело с трудом замяли, а «неудобного» генерал-майора перевели с февраля 1914 г. на остров Русский командовать 1-й бригадой 9-й Сибирской стрелковой дивизии. Но уже в августе он отбыл в действующую армию на Юго-Западный фронт. Генерал Деникин, сражавшийся рядом с 48-й Стальной пехотной дивизией Корнилова, восхищался его личной храбростью, «которая страшно импонировала войскам и создавала ему среди них большую популярность, наконец, высокое соблюдение воинской этики в отношении соратников — свойство, против которого часто грешили многие начальники».
В первом наступлении русских войск через перевалы Карпат Стальная дивизия Корнилова открыла возможность дальнейшего похода по территории Венгрии, на Будапешт и Вену. Но командующий 8-й армией А. А. Брусилов не использовал удачный плацдарм для наступления и неожиданно направил корниловскую дивизию и бригаду «железных стрелков» Деникина на Краков. Город взять не удалось. Под
натиском превосходящих сил противника авангардная группа русских войск вынуждена была отойти с боями. Генерал Корнилов, чтобы дать возможность прорваться отступающим войскам, провел мощную контратаку и спас дивизию, понесшую большие потери. Он получил высший офицерский чин — генерал-лейтенант. Имя и подвиг Корнилова прогремели по всем фронтам Первой мировой.
Виновник неудачного похода на Краков генерал Брусилов с удивлением отмечал: «Странное дело, генерал Корнилов свою дивизию никогда не жалел, во всех боях, в которых она участвовала под его начальством, она несла ужасающие потери, а между тем офицеры и солдаты его любили и ему верили... Правда, он и сам себя не жалел, лично был храбр и лез вперед очертя голову...» Когда наступавшие австро-германские войска под командованием фельдмаршала А. Макензена прорвали оборону русских в предгорьях Карпат, 48-й дивизии досталась роль прикрытия при отступлении. Корнилов, не имея объективной информации о численности противника, об общем положении на линии фронта, совершил несколько принципиальных ошибок и не сумел своевременно отойти. 24 апреля 1915 г. дивизия оказалась полностью отрезанной от русских войск. Помощи ждать было неоткуда. Отказавшись от капитуляции, обеспечивающей всем солдатам жизнь, но в плену, Корнилов решился на прорыв. Вырваться сумели только один полк и батальон, но они вынесли из окружения все знамена дивизии. В этом прорыве большая часть арьергардного отряда была полностью уничтожена. Дважды раненного Корнилова бойцы укрыли в горах. Дивизия была пленена, и 28 апреля 1915 г. та же участь постигла Лавра Георгиевича.

Но героические действия 48-й в окружении спасли от разгрома всю 3-ю армию Юго-Западного фронта. На поверку это стало подвигом. Даже все рядовые были награждены Георгиевскими крестами, а Корнилов получил орден Святого Георгия 3-й степени. О награде генерал не знал, плен считал позором. Прекрасные условия содержания и наличие денщика не радовали, и он дважды пытался бежать. За ним усилили надзор. Тогда Лавр Георгиевич несколько недель не ел, пил чифир и довел себя до госпиталя. Раздобыв при помощи чеха-аптекаря отпускные документы, он под видом австрийского солдата сбежал. Побег обнаружили случайно через несколько дней на отпевании одного из соратников, но перехватить беглеца не сумели. Корнилов стал единственным из 60 плененных русских генералов, который сумел вырваться из плена. Его портреты с орденом Святого Георгия заполнили первые полосы газет и журналов.
Слегка подлечившись, Корнилов принял 25-й армейский корпус и Февральскую революцию встретил в окопах. Печально знаменитый «Приказ №1» Петроградского Совета, уравнявший в правах командный и рядовой состав, превратил армию в стадо митингующих и мародерствующих анархистов. Теперь любой приказ командира воспринимался как происки контрреволюции. Корнилов на постах главнокомандующего войсками Петроградского военного округа и командующего 8-й армией Юго-Западного фронта пытался привести защитников Отечества в чувство, и благодаря его авторитету это частично удалось. Наступление вверенной ему армии в июне 1917 г. стало последним сознательным боевым действием против немецких войск, увенчавшимся победой, хотя и временной.

Правительство Керенского видело в Корнилове единственного человека, способного в критической ситуации спасти фронт от полного развала. Как главнокомандующий Юго-Западным фронтом и Верховный главнокомандующий русской армией Лавр Георгиевич поставил перед правительством ряд жестких требований: снова ввести смертную казнь на фронте и в тылу за нарушение воинской дисциплины и «изгнать из армии всякую политику, уничтожить право митингов». Верховный писал, что «за свои действия отвечает перед собственной совестью и всем народом...» Но его «решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер» уже не могли в корне изменить положения на фронте и в тылу. Временное правительство оказалось недееспособным, и Корнилов решился на военный переворот. В диктаторы он не стремился и признался бывшему сокурснику по училищу Сидорину: «Власти я не ищу, но если тяжкий крест выпадет на мою долю, то что же делать». Он честно предупредил Керенского. Ему приказали сдать должность. Верховный отказался и был объявлен мятежником.
«Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага — германского племени — я не в силах. Я предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!» — писал Корнилов в воззвании.

Но вскоре Лавр Георгиевич понял, что сил на переворот не хватит, и передал пост. Бывший Верховный и поддерживавшие корниловский мятеж Деникин, Лукомский, Романовский и другие были арестованы. Им грозила бессрочная каторга. Офицеры, охраняемые преданным Корнилову Текинским полком, с честью ожидали своей участи в импровизированной тюрьме в г. Быхове. Но после большевистской революции их могли уже уничтожить без суда и следствия. 19 ноября 1917 г. быховские арестанты скрылись. Корнилов ушел со своими текинцами. Большой конный отряд не привлек бы внимания в хаосе, царившем в России, но несостоявшегося «диктатора» разыскивали большевики. Лавру Георгиевичу не впервой было менять внешность. До Новочеркасска — к месту встречи — он добрался под видом бедного старика-крестьянина Лариона Иванова.
На Дону уже создавалась так называемая «Алексеевская организация», ставшая основой будущей Добровольческой армии. Давнее взаимное предубеждение двух бывших «верховных» с трудом удалось пригасить путем распределения обязанностей. М. В. Алексеев взял на себя вопросы внутренней и внешней политики и заведование финансами, Л. Г. Корнилов — создание и руководство контрреволюционной армией, а генерал А. М. Каледин — управление Донской областью и казачьим войском.
В январе 1918 г. «триумвират» собрал под знамена Добровольческой армии всего 3700 бойцов, из которых 2350 были офицерами. Донское казачество, уставшее от войны, не стремилось присоединиться к белому делу против большевиков. Оно надеялось на сохранение казачьих привилегий. Положение на Дону стало шатким. Лавр Георгиевич принял решение уходить на Кубань, чтобы пополнить силы и получить хотя бы достаточное продовольственное обеспечение. Его слово было законом для добровольцев. Один их них, Р. Гуль, писал, что в нем «не чувствовалось его превосходительства, генерала от инфантерии. Простота, искренность, доверчивость сливались в нем с железной волей, и это производило чарующее впечатление. В Корнилове было «героическое». Это чувствовали все и поэтому шли за ним слепо, с восторгом, в огонь и воду».

1-й Кубанский поход, названный Ледовым, был, по сути, выходом к Советам. Непрекращающиеся столкновения с большевиками изматывали белую гвардию. Корнилов все чаще шел в первых рядах в атаку или оставался прикрывать прорыв. Проход через каждую кубанскую станицу требовал огромного напряжения сил и жертв. От желания обосноваться в Екатеринодаре пришлось отказаться. Город перешел к большевикам. Корнилов принял решение: «Мы пойдем за Кубань и там, в спокойной обстановке, в горных станицах и черкесских аулах, отдохнем, устроимся и выждем более благоприятных обстоятельств».

Большевики, обеспокоенные появлением небольшой, но упорной, сплоченной, дисциплинированной Добровольческой армии, приняли решение уничтожить ее при переправе 5 марта 1918 г. Сражаясь из последних сил, применяя весь военный опыт, Корнилов через пробитую брешь увел добровольцев в лесистые предгорья Кавказа. Здесь к ним присоединились разрозненные отряды, и теперь в рядах белогвардейцев было шесть тысяч человек. Довольно грамотный и отчаянно смелый план Корнилова с этими силами захватить кубанскую столицу имел мало шансов на успех, тем более что генерал, как человек чести, не мог оставить огромный обоз с ранеными на произвол судьбы. Половина наиболее дееспособной пехоты под командованием генерала Маркова осталась охранять обоз на левом берегу.

Переправа через Кубань прошла успешно и спокойно. В станице Елизаветинской белых тоже не ждали, и они легко выбили красноармейцев. 28 марта 1918 г. начался штурм Екатеринодара. Корнилова не пугало, что революционные полки в городе более чем втрое превосходили его армию. Белогвардейцы сумели захватить городское предместье, но полностью сломить сопротивление красных частей не удалось. Потери белых были огромны для их малочисленности, но они все еще верили в успех. Все генералы, кроме Алексеева, были против продолжения штурма. «И вместе с тем мы знали, что штурм все-таки состоится, что он решен бесповоротно», — писал Деникин в «Очерках русской смуты». Там же приведены и аргументы Корнилова: «Конечно, мы все можем при этом погибнуть. Но, по-моему, лучше погибнуть с честью. Отступление теперь тоже равносильно гибели: без снарядов и патронов это будет медленная агония...»

Штурм не состоялся. 31 марта 1918 г. шальной неприцельный снаряд противника пробил стену штаба. Корнилов был убит осколком в висок. «Он лежал беспомощно и недвижимо с закрытыми глазами, с лицом, на котором как будто застыло выражение тяжелых последних дум и последней боли. Я наклонился к нему. Дыхание становилось все тише, тише и угасло, — писал с болью Деникин, — люди плакали навзрыд, говорили между собой шепотом, как будто между ними незримо присутствовал властитель их душ. В нем, как в фокусе, сосредоточилось все: идея борьбы, вера в победу, надежда на спасение».
Генерал Деникин спас от разгрома подавленную горем и неудачами армию. Но прежде чем оставить позиции, боевого бесстрашного генерала, «глядевшего сотни раз в глаза смерти», тайно похоронили. Не было ни холмика, ни креста.
2 апреля большевики случайно обнаружили могилу. «Погоны полного генерала» выдали в покойнике Корнилова. Над трупом надругались: фотографировали, пытались повесить, а потом сожгли и развеяли пепел. «Безумные люди! — писал Деникин. — Огненными буквами записано в летописях имя ратоборца за поруганную русскую землю. Его не вырвать грязными руками из памяти народной».

А история до сих пор взвешивает на своих весах, чьи руки были грязнее, чья кровь была пролита за более правое дело...