В те дни большая нагрузка легла на бомбардировщиков и штурмовиков. Они смело и решительно наносили удары в пекле зенитного огня. В таких условиях погиб один из наиболее талантливых летчиков бомбардировочной авиации, командир корпуса пикировщиков Пе-2 генерал И. С. Полбин.

В тот день он повел большую группу для нанесения бомбового удара по военному объекту в Бреслау. Летчики точно вышли на цель. Группа бомбардировщиков попала под сильный зенитный огонь. Но Иван Семенович Полбин, подавая пример летчикам всей группы, как всегда хладнокровно и уверенно вел себя в этих сложных условиях. Но вот зенитный снаряд разорвался в кабине пикирующего бомбардировщика командира корпуса. Из падающего горящего Пе-2 выбросился с парашютом лишь стрелок-радист. Полбин и его штурман, по-видимому, получившие тяжелые ранения, самолет не покинули и упали вместе с ним в воды Одера. Гибель отважного авиационного командира, дважды Героя Советского Союза Ивана Семеновича Полбина была тяжелой утратой для Военно-Воздушных Сил. Все мы с горечью переживали эту потерю.

***

В тот день боевая работа шла более успешно. Усиленные группы наших истребителей, встречая «фоккеров» на подходе к району прикрытия, наносили чувствительные удары по вражеской авиации. Были полностью исключены удары по наземным частям. Армии генералов Рыбалко и Коротеева успешно разгромили контратакующую группировку противника и отбросили ее за реку Квейс. В воздушных боях в эти дни летчики действовали умело. Но, к сожалению, не избежали и потерь...

Однажды группа командира звена Николая Климова, закончив патрулирование, возвращалась на аэродром, С КП я увидел, что ее догоняет шестерка «мессершмиттов». Они пытаются нанести внезапный удар по шестерке Климова. Немедленно проинформировал Климова по радио, дал команду:

— Быстрый разворот на противника!

Мне было хорошо видно, как наша группа энергично пошла в лобовую атаку. Пять Ме-109 не приняли ее и отвалили в сторону с набором высоты. А шестой — ведущий, упорно шел навстречу. Климов бросил свой самолет на него. В воздухе раздался сильный взрыв от столкновения истребителей. К земле Ме-109 падал, вращаясь листом, с оторванной задней частью фюзеляжа. А рядом с ним кружилась «кобра» с отбитым левым крылом...

— Климов, прыгай! Прыгай! — кричал я в микрофон. Но Климов, по-видимому, потерял сознание от удара при столкновении. Наш самолет упал на окраине Бунцлау. Выполняя свой долг советского воина, Н. Климов таранил бросившего вызов фашистского аса, награжденного Железным крестом.

Похоронили Климова, отважного воздушного бойца, рядом с памятником Кутузову.

Гибель Климова была не единственной потерей. Как-то разгорелся тяжелый бой нашей эскадрильи с большой группой «фоккеров» и «мессершмиттов». Мне пришлось вызвать по радио усиление. Срочно подняли готовую к вылету четверку во главе с командиром эскадрильи Графиным. Через некоторое время слышу его доклад:

— Я — «граф», пришел на работу!

Наши истребители, смело и решительно вступили в бой, сбили несколько вражеских самолетов. Остальные стали уходить на запад. Графин, преследуя удирающего на малой высоте Ме-109, пристроился к нему в хвост и на развороте открыл огонь. В это же время «мессершмитт» обстреляли зенитчики. Пулеметная очередь задела и машину Графина. Сбитые самолеты, вражеский и наш, упали почти рядом.

Когда я подъехал к месту падения, то увидел спорящих зенитчиков. Они доказывали друг другу, кто сбил самолеты, требовали у танкистов подтверждения.

— Что вы спорите?! Вы же обстреляли и свой самолет! Видите, звезды на обломках крыльев, — со злостью оборвал я их спор. Узнал номера частей, чтобы потом принять меры.

Единственная пуля попала нашему летчику в висок. Тяжело было переживать гибель незаурядного офицера. Графин нравился мне своей отчаянностью в боях, способностью выполнить самое опасное задание. Он пользовался большим уважением у летчиков.

***

Сухов обнаружил четверку «Фокке-Вульф-190». Они шли на переправы. Предупредив летчиков группы о противнике, Сухов ударной четверкой атаковал вражескую группу со стороны солнца. Молниеносный удар сверху — и три «фоккера» горящими сваливаются к земле. Четвертый пытается уйти вверх. Но там группа Бондаренко. Летчики бдительно следят за обстановкой. Увидев, что «фоккер» устремился ввысь, атакуют и сбивают его.

Только успели расправиться с четверкой, как к месту боя подошла восьмерка «Фокке-Вульф-190». Снова последовали атаки по гитлеровским машинам. Сухов и Голубев зажигают два, а вскоре Бондаренко и Душанин еще два самолета.

В это время с КП поступило новое сообщение:

— Сухов, к вам идет третья группа противника. Будьте внимательны!

Приказав Бондаренко вести бой с четверкой, своим звеном Сухов набрасывается на подошедшую шестерку «фоккеров» и пару «мессершмиттов». Они уже пытались атаковать «илов», штурмующих оборону противника. Скоростной удар сверху — и два Ме-109, оставляя за собой дымовой шлейф, врезаются в землю. «Фоккеры» поспешно прячутся в дымку, затем на скорости уходят в западном направлении. Напряженный бой нашей восьмерки с двадцатью вражескими истребителями окончен. Сбито десять вражеских самолетов, своих потерь нет. Все это говорило о возросшем тактическом мастерстве наших летчиков, их умении четко выполнять свои задачи. Сказывалось и более точное управление группами истребителей с земли.

***

И вот мы в воздухе. Под нами Берлин. Огромный город горел. Не скрою, чувства жалости не было. Отсюда давались директивы о нападении на нашу Родину, здесь формировались приказы об уничтожении советских людей, о разрушении наших городов. Что ж, наступил час возмездия за Сталинград и Минск, за Варшаву, превращенные в руины, за все злодеяния, которые творили подлые фашисты на временно оккупированных землях.

Под нами логово фашистского зверя. Гитлеризм корчился в последней агонии. Фашистские правители, боясь возмездия за совершенное ими, жертвовали личным составом окруженного гарнизона и гражданским населением. Нет, жалости к врагу мы не испытывали...

А вот на мирное население смотрели совсем другими глазами. Нам, познавшим горечь первых лет войны, тяжело было видеть, как брели по дорогам беженцы, как мучились немецкие дети, старики и женщины. Сердце русского солдата не выдерживало. Мы делились хлебом, приходили на помощь раненым и больным.

***

12 мая утром мы выехали в Прагу. Проезжаем Дрезден по узким проездам, расчищенным от обломков зданий. Город был буквально изуродован от удара тысячи стратегических англо-американских бомбардировщиков. Из заваленных подвалов-бомбоубежищ тянуло тлетворным трупным запахом. А сколько там осталось заживо погребенных... В городе было около двухсот тысяч жителей, в основном женщины и дети. Войск противника здесь не было. По крайней мере мы ни разу не получали задач на штурмовку боевых целей в этом городе.

— Как ты думаешь, — спросил я ехавшего со мной в машине Бориса Абрамовича, — почему наши союзнички не бомбили Дрезден всю войну, а в последние дни превратили город в развалины?

— Они сделали все, чтобы не оставить в целости город и заводы в нашей зоне, а также показать нам мощь своей стратегической авиации.

— Я с тобой согласен. Тут проявилось коварство некоторых руководителей наших союзников. Эти люди еще подложат нам не одну свинью. От них всего можно ожидать.

***

В жестоких схватках с опытным и коварным врагом зарождались новые тактические приемы и способы воздушной борьбы. И Александр Покрышкин брал их на вооружение, брал смело, но и расчетливо. Ошибка, малейший просчет или небольшая неточность могли многим нашим летчикам стоить крови, а то и жизни. В книге — и в этом одно из главных ее достоинств — наглядно показано, как тщательно выверял А. И. Покрышкин все детали будущего маневра, как скрупулезно, по долям секунды, рассчитывал он действия летчика. Ни разу не подставил он однополчан, боевых друзей под невыверенный до конца новый тактический прием. В этом плане его действия по праву можно сравнить с подвигом ученого, врача, который на себе проверяет действие (и не один раз!) изобретенного им лекарства или препарата, ведет борьбу с самыми опасными заболеваниями, рискуя собственной жизнью.

Военное дарование, высочайшее летное мастерство молодого тогда авиационного командира, коммуниста, несокрушимая вера и несгибаемая воля в достижении поставленной цели позволили внедрить в жизнь новые тактические приемы, знаменитые покрышкинские «качели» и «этажерку». Он был тверд, борясь за новое, непримирим и принципиален. Эти качества отличали А. И. Покрышкина всегда, на протяжении всей его большой и плодотворной жизни.

Читатель познакомился в книге, как завоевывали право на жизнь новые приемы борьбы с опытным, коварным врагом. Это было не просто. Косность, приверженность к старому, вера в бумагу, в утвержденные инструкцией устаревшие правила были и в годы войны большой помехой подлинному творчеству. Не сразу утверждалось новое, передовое.